Маргарита Макарова - Из дневников матери. Дневники

7 декабря.45 год.

Нечего записать. В душе – осенняя слякоть. Хоть бы мороз, но заморозков не предвещает прогноз погоды, а весна… Может быть уже не вернется.

26 – пустых, бесполезно утраченных лет. Мечты уже не насыщают душу, действительность – пустое, глупое настоящее. Жажда жизни спасает от самоубийства, её питают ещё явно бесплодные надежды. На что? Желания неопределенны

11 декабря 1945.

Итак, Иван уехал. (в Киев) Он написал, не хотел заехать. Я понимаю его, понимаю, но простить не могу. Весь он – вулкан страстей.

Украина – величавая возлюбленная, с которой соперничать я не могу.

В конце концов, разве любовь – единственное содержание жизни? Разве не довольно уже отроческих мечтаний, бесплодных и буйных. Творить, действовать, – значит жить! Вперед! Это значит работать. Немножко одухотворенности, немного идейности, немного тщеславия – только все это в комплексе, и цель достигнута.

Только сильные душевные потрясения вернут мне жизнь.

Письмо. (неразборчиво)

Вы молчите…

Укутались в лохмотья европейского уюта? Очарованы суррогатом домашнего очага? Не верю. Я знаю русских людей: в Сицилии они «ищут серенькие тона своей родины». Оттепельная, плаксивая зима Нюрнберга за месяц процесса уже так надоела Леонову, что он готов с палочкой, через всю Европу брести домой, под горностаевую шубку русских снегов. Россия… Что может быть сладостней, отрадней даже мечты о ней? Нам, сверстникам Советской России, все в ней особенно дорого, незаменимо и братски- близко. Когда я говорю – Родина – я представляю подмосковную деревню, где прошло босоногое детство, пестрые поля кругом, за ними, на холме березовую рощу, всегда нарядную и заманчивую летом. Помните вы звонкоголосую тишину березовых рощ? Вспомните царственную прелесть бархатных мшистых полянок, аппетитный сок земляники, или детский восторг, с которым кладется в берестовый лубочек большеголовый зеленик. Помните ли?

Или, может быть, детская ткань вашего мозга навсегда запечатлела зубчатый силуэт кремля на фоне лиловатого неба вечерней Москвы, бронзовых коней большого театра, великого Пушкина с книгой в руке на его площади, садик во дворе, переулок, где учились ходить, вцепившись в руку матери. Родина… Это земля, изученная на четвереньках, земля хранящая влагу выделений детского носа, плаксивого и хрупкого у всех, кто начинает ходить. Знакомые тропинки, кустарники в оврагах, речка, замшевшая дедовская скамья в саду, старая яблоня, большая ветвистая и бесплодная, хранимая дедом как памятник, серый валун за околицей у перекрестка дороги, и даже каждый булыжник на дроге…

Все такое близкое до боли, неотделимое, родное…

Родина… Это тысячи мирных, полудремлющих, неистребимых российских сел, царственная Москва, красавец древний Киев, сын Петров на Неве, из плена недавно вызволенный невольник, Порт-Артур, это Петропавловск на Камчатке, Мурманск в седой мантилье туманов, знойный Ашхабад, непробудно спящий под снегом северный полюс.

Это наша Родина… Вы улыбаетесь…

Но моя патриотическая тирада не бесцельна.

Вам, отделенным от Родины не только пространством, но и значительным временем, напоминание о ней не помешает: Ваша миссия в Европе (кроме других целей) имеет также задачей научить Европу понимать, уважать и любить нашу Россию. Это важная и довольно сложная задача. От вашего умения решать ее зависит многое в ближайшей судьбе народов. Справитесь ли?

Хотелось бы узнать про ваш европейский быт, народ, с которым вы живете, общаетесь.

Страдаю иногда от пожара страстей. Страсть к путешествиям – язва моей души. Наше время раскроет ворота в сказочный век великой дружбы народов. Еще очень тесны эти ворота, и не один порог еще придется перешагнуть. Они уже открыты, и отчетливо видны очертания расплескавшегося за ними прекрасного мира. И одно созерцание его – счастье. Да, огромное счастье взамен растерзанных ураганной войной миллионов маленьких человеческих жизней.

Вы опять, кажется, улыбаетесь. Я представляюсь Вам юродствующей в теориях человеческого счастья. Не знаю…

И сама иногда думаю о том, хватит ли этого огромного счастья предвидения будущего последующих поколений, чтобы заполнить свою маленькую, но, кажется, беззащитную чашу короткой человеческой жизни. Хватит ли?

Жажда жизни неукротима. Это хорошо. Она стимулирует деятельность. Но бывают мгновения, когда болезненно ощущается паралич каждого нерва, каждого мускула, каждой клетки души. такие минуты наполнены пессимизмом.

Но довольно, кажется попадаю в беличье колесо… Жду ваших писем, только, пожалуйста, не отмахивайтесь лаконичной игрой слов, а то мне начинает казаться, что вас охватило поветрие европейской любви к «эрзацам».

25января 1946 г.

Отчаяние достигает своего апогея при полном разочаровании в людях. Заблуждение – страшное зло. Правильно воспринимать жизнь значит – сохранять здоровье и бодрость духа…

Иван Деминович – замечательный человек (уж разве так показалось?), жаль, что такие люди часто не находят своего счастья.

Воля к жизни в нем упряма, как у Джека Лондона. таким должен быть человек! Я не говорю, что он букет идеалов, (ещё я не могу этого сказать), но он не…!

Лихорадка познания.

Осенью прошлого года я была на Урале. На обогатительной фабрике работают девушки, мобилизованные из бывших в оккупации районов Курска, Брянска и др. Многие из них потеряли всё: семью, дом, близких.

Но как не похожи они на тех, что оказывались в тупике короткого обрыва жизни. Бодрость, удалая энергия, саркастическая насмешка над жизнью, к её пинкам, и, кроме всего этого, – вера. Вера в своё будущее, свободную дорогу в него.

20-летняя Мария Синельникова работает в дробильном отделении обогатительной фабрики. Вечером смывает под душем жирный слой концентрата, и, снова превратившись в цветущую блондинку, она садится за учебники, или идёт на занятия драм. кружка. Она охотно рассказывает о себе: деревню её немцы сожгли, мать умерла в период оккупации, сестра – сельская учительница, уехала из села до оккупации – о ней она ничего не знает, жених погиб в боях еще в 42 году. Но она не распространяет своего горя, заключив его в строгие рамки фактов. Закончив их перечень, она, мило обнажив плотные ровные зубы, рассказывает о себе: сперва неуютно здесь было – всё новое, незнакомое. А теперь – другое дело.

Самое трудное освоить производство. (Ведь мы все новички прибыли). Когда не умеешь делать – всё немило. (теперь-то все почти мастера своего дела). Зимой ухожу учиться в Иркутск, в металлургический техникум. Металлургия- интересное дело, нужно только его очень хорошо знать. – И она с увлечением, с жаром начинает рассказывать о том, что можно было бы сделать, если бы только уметь, знать как.