Андрей Приданников - Фантасмагорические картины из жизни следователя Татьяны Дмитриевны

Я оделась в «домашнее», вернулась в ванную, причесалась там, построила себе рожи в зеркало и пошла вниз. Как ни странно, но дядя говорил по телефону. Вряд-ли все ещё с того звонка, но меня это позабавило. Впрочем, разговор уже заканчивался, я услышала только, как дядя сказал в трубку «хорошо», и повесил ее.

– Где сядем? – спросил дядя. – Тут или в зале?

Знал, ведь, чем меня можно вогнать в ступор. Дело в том, что мне бы хотелось и там, и там. В зале был массивный деревянный стол с толстыми точеными ножками, которые и «ножками» -то назвать было неприлично – такие там были столбы. Кстати, сам стол – овальный. На столе – чугунные подсвечники с толстыми желтыми свечами, вокруг стола, под стать ему самому – большие деревянные стулья с высокими прямыми резными спинками. Сам стол – перед широким окном, откуда вид на долину, где светят огоньки поселка и фонари на трассе. По сторонам окна – толстые темно-зеленые портеры, а справа от окна – настоящий камин, правда, сейчас не растопленный. В общем – такой кусок какого-нибудь баронского замка где-то во глубине времен. Да, чуть не забыла – над столом свешивается на цепях клепанный металлический обруч-люстра. Правда с него свечной воск не капает на головы, там, конечно же, электролампочки. Так вот… А на кухне, наоборот, все компактно: небольшой прямоугольный стол, но тоже деревянный и весь такой «деревенский», мягкий угловой диван, плетеные стулья. Оранжевый плафон почти над самым столом, свет от него как-бы ограничивает пространство стола и чуть вокруг него. Это называется «уютно», хотя само слово мне не нравиться.

– Давайте здесь, – сказала я, имея в виду кухню.

– Отлично, – согласился дядя, – меньше таскать.

Он водрузил на середину стола ту самую чудесную шкворчащую сковороду, подложив под нее старую разделочную доску, чтобы не портить стол. Расставил чашки со взявшимися откуда-то салатами, тарелки с маринованными огурчиками, помидорками, плошку с грибочками, сыр, нарезанный широкими, но такими тонкими пластиками, что через них, как говорил дядя, «можно читать газету». Вот это вот меня в нём тоже всегда озадачивало, потому что все остальные продукты – овощи, хлеб, колбасу там – он всегда рубил здоровыми кусками и ломтями, совершенно не заботясь ни о какой эстетике. Впрочем, своеобразная эстетика была и в этом, и ему она как раз подходила – оттяпать от буханки чуть ли не четверть, набросать туда несколько ложек майонеза, сверху – шмат сала или ветчины, сверху – немерено горчицы, и жрать это, неподвижно зажав в руках и отхватывая куски, дергая голову назад. Разбрасывая крошки… Странные, все же, бывают люди – в очередной раз отметила я про себя. Хотя, какие это странности? Так…

Потом дядя положил передо мною тарелку, вилку, ложку, поставил рюмку и стакан для запивона – морс был уже на столе в запотевшем графине, какие я видела, кроме как здесь, только в старых фильмах на столах в серьезных кабинетах. Себе также поставил приборы и, наконец, опустился на стул напротив меня. Я всё это время восседала на диване, поджав под себя ноги, и смотрела. У нас распределение обязанностей: дядя готовит и накрывает, я – убираю со стола и мою посуду.

Я вопросительно приподняла бровь, дядя хлопнул себя по лбу, опять подскочил и, слазив в холодильник, поставил на стол водку, снова сел и принялся открывать. Бутылка на глазах покрывалась изморозью. Открыл, поставил, поднял крышку со сковороды, откуда выплыл клуб аппетитно пахнущего пара, мы положили каждый себе того божественного варева, которое там ещё жило своей жизнью. Потом разлил по одной, по первой…

– Ну, за встречу!

– Да, спасибо тебе, господи, что я дожила до пятницы…

Мы выпили, я набросилась на еду, дядя, впрочем, тоже. Выпили по второй, мне стало хорошо, и тут началось неожиданное.

Послышался стук во входную дверь, потом звук открывающейся двери и шаги. Со своего места я увидела через зеркало, висящее в зале, какого-то мужчину, который стоял в темноте на пороге зала и осматривался, как будто ожидая встречи.

– Тук-тук, – сказал он в пустоту и постучал по косяку.

– Иду-иду, – прокричал дядя, поднимающийся из-за стола. – Надо, же – как учуял жратву, – сказал он уже тише.

Пока дядя с незнакомцем здоровались, я успела пожалеть о загубленном вечере, так как увидела, что незнакомец вешает свою куртку на вешалку и, судя по всему, тоже остается на постой. «Набухаюсь по-быстрому, и пойду спать» – подумала я.

Дядя провел незнакомца на кухню и представил нас.

– Очень приятно, – сказала я, улыбнувшись и кивнув. Кстати, незнакомец был ничего себе… Лет тридцать, не больше, но хорошо сохранившийся – наверное, ему обычно дают двадцать пять, если хотят польстить. Волосы скорее русые, чем рыжеватые, короткая стрижка. Не очень высокий. Глаза, вроде, серые. Это хорошо – нравятся мне светлые глаза, не всякие там карие, черные…

– …Как доехал? – тем временем спрашивал его дядя.

– Да, блин, гаишники… – тут он употребил ненормативное существительное во множественном числе, соответствующее слову «гомосексуалисты», и прилагательное того же качества, наиболее близко соответствующее определению «имевшие половые сношения». – Никогда же их там не было… на повороте там, перед развилкой! И ведь все по форме оформили… подпись, пр о токол! Полчаса с ними убил! Уроды, рота козлов! Тоже мне – правильные менты, честные гаишники, мать их! Так они еще страшнее…

– Ну… возможно, не стоит в таких выражения в присутствии представителей правоохранительных органов… – мягко проговорил дядя, взяв его за руку.

– Где? – спросил он и резко обернулся в темный зал, будто ожидая увидеть там ту самую роту тех самых козлов.

– Да нет, – дядя развернул его обратно, – вот Татьяна у нас имеет честь быть представителем этих самых органов, некоторым образом…

– Упс! – он явно смутился, забегал глазами и разулыбался. – Вы, хотя бы, не… гаишница? – с надеждой спросил он.

– Да нет, я – следователь.

– Ну, слава богу! Вы меня извините, если что…

– Да все нормально.

– Ну и хорошо. Но, все равно, гаишники – …, – он опять употребил эвфемизм слова «гомосексуалисты». – Разве нет?

– Бывают, – сказала я. – Я с ними, как водитель, не сталкивалась.

– Не водите?

– Почему? Вожу, меня просто не останавливают никогда.

– Да? Везет… А давно водите-то?

– Лет десять, – пожала плечами я.

– Сколько?! – у него, бедняжки, аж глаза округлились. И повторил, много более уважительно: – Везет…

После этого он пошел переодеться, умыться и минут через пять присоединился к нам. Мы с дядей уже успели пропустить по третьей, ну и его, естественно, заставили пить штрафную. В том числе за оскорбление скромных тружеников дорожной полиции. Такую формулировку предложила я; он посмотрел на меня как-то странно, но выпил – видать тоже не искал повода оставаться в трезвости.