Анатолий Давыдчик - Тюрьма

– Да ты, прям как законник, – ржал Шах надо мной, – хотя свято место не воробей…

После вечерней проверки стали готовится к приему гостей. Справедливы были готовы, на острие были я и Гес, Грин отошел чуть назад (ненамного, но назад), а Шах с Лесиком ушли за общак и занялись нардами. Ожидание тянулось, чифир уже булькал в горле, сигареты не успевали гаснуть, как закуривались новые. Вскоре шрифт стал все чаще и чаще дергаться, нас проверяли, и вот наконец ключ в замке лязгает, засов отпирается, на продоле тишина, я уверен – все обратились в слух. Дверь открывается и во всей красе заходит татуированный бабуин и с ним еще четверо, спецом, чтоб на равных.

– Я – Гоша Тбилисский… ТЮРЬМА

Проходит почти на пятак перед общаком один из его подручных, подобострастно ставит раскладной стул. Гоша сразу взял неверный тон, начав, – Значит так! Вам ломится с хаты. До мусоров тут порядок черный был, есть и будет, крест на хате ставить не буду…

– А ты сам-то кто? – сбивает его с тона Гестапо. – Слышь, чурка козлорогая, ты только недавно стоя ссать научился и тут, на моей земле, в России, порядок устанавливать будешь?!

– Я тебе больше скажу. Вы, русские – бараны, у меня отец – вор, дядя – вор, а вас ебать надо и доить, вы – никто!

– Слышь ты, абрек хуев, – встревает Шах, – мама – вор, тетя – вор… То, что вы купили, это нам насвистать, прикинь! И, если блатота на цырлах пляшет за шмаль, то мне лично по хую, веришь? И в армейке я вас гадов давил!..

– Короче, слушай меня, – начинает Гоша, но Шах повышает голос.

– Ты, чмо кавказкое, думаешь я предъяв твоих боюсь? Да вот хер тебе по всей морде! Я выйду, а я поверь – выйду, по притонам и блатхатам тусить не буду, это вам деваться некуда, у вас нет ничего, вы – голодранцы по жизни. Государство отобрало у вас все, любой барыга с охраной на правиле очко в лепесья раздерет вам…

Гоша стал вставать, но Шах точным ударом ноги отправляет его в дальний угол, четверо его подручных вынули не заточки, нет, настоящии ножи.

«Ну, с богом!» – промелькнуло в голове. Гринпис позади вкладывает мне в руку справедлив, и все – ходу нету пароходу, как говорила одна бабка.

Урка с ножом против Лесика – так, пыль из под ногтей, не успел и шага сделать, как нарвался на нокаутирующий удар ногой в голову. Войска дяди Васи – это вам не это. Трое, еще до конца не успев понять что происходит, получили сразу. Бью ближнего ко мне притом по голове, но он подставляет руку, слышен сухой хруст – нож падает; второй удар и все. Двое других зажались было в углу, ощерившись ножами, но Лесик с туборя хватает фаныч с кипятком и выплескивает им в лица, минута и все готово. Стоим, тяжело дышим.

– Обоссать их что-ли? – Говорит Гестапо, – вытирая кровь с руки.

– Зацепило, однако, – отвечает он на мой взгляд, – старею, брат, старею.

Как в сказке, открываются тормоза, новый ДПНСИ, осмотрев поле боя, ухмыляется.

– Я вижу встреча прошла на высшем уровне?

– А то! – отвечает ему Шах, – мы не виноваты, гражданин начальник, чес слово!

– Ладно, – безлобно ворчит начальник.

– Выноси! Из глубины продола появляются персонажи из хозбанды и, опасливо косясь на нас, забирают двоих, трое кое-как выбираются сами.

Все, теперь можно передохнуть. Мастер тем временем дежурит у кабуры.

– Ну чего, как там, встреча? – спрашивает он меня вместо здравствуйте. Я вкратце поясняю ему суть.

– В транзитке блатных щеманули не хило; в три пять и в три девять тоже наши верх держат; в осужденке – раздрай, ждут маляву с воли (там сходняк по вашу душу, вы популярны, как Майкл Джексон). Мастер настроен по-боевому, поэтому у него любой кипишь, кроме голодовки, приемлен.

– Так что, Сапер, нам теперь переть до края. И вот еще, мусора на прогулку если поведут, смотри, они спецом могут совместить либо с четыре ноль, либо один пять, там вообще все блатари. По одному на боксарь не идите, сами понимаете.

– Спасибо, мастер, или вернее благодарю, – усмехаюсь я в ответ, – ладно, расход по мастям, бродяга.

Первая ласточка пришла под утро в виде малявы из осужденки два семь, помимо как всегда, фарта, удачи, и всего воровского, там была просьба выручить чем-нибудь от головной и ушной боли, то есть прислать чая и табаку, а так же прояснить, что там такое у нас происходит. Пока я писал ответку и готовил бандюки с грузом, Гестапо разводил клейстер, а Шах распускал носки на нитки. Ружье нужно было позарез, надо было налаживать связь. Наконец-то, уже перед проверкой, словились с два семь и отправили и груза, и маляв. Поверка прошла странно, просто открыли дверь в камеру и спросили: «Все на месте?»

Я крикнул: «Все начальник!» После чего поверка закончилась. У меня не выходили из головы номера под записью «мама» и «папа». Телефон лежал на дальнике в пакете, поэтому достать труда не составило. Минут пять колебался кому звонить, наконец-то решился и набрал номер «папа».

– Ну привет, чегевары, – услышал я голос. Сомнения отпали сами, на том конце разговаривал со мной начальник режима централа. Значит все правда, на смену блатным приходим мы, и по сути не меняется ничего. Прав Шах, ох как прав…

Час добрый, начальник! – стараюсь как можно более бодрым голосом ответить я.

– Ну что, не всех поубивали? – как-то весело, даже подозрительно весело, говорит режимник.

– Вы со стукачами разберитесь в хате. Ладно нам, а то этим еще барабанят, – сообщает мне собеседник. – И вот что еще…

В течении минуты я выслушивал отеческие наставления, из которых выходило, что я не просто лошара, а лох печальный. В драку то мы ввязались по самые помидоры, но нахрапом, не зная ни расстановки сил, ничего, просто нам везет пока… Пока сверху не передумают. Поэтому, пока ветер, как говорится попутный, надо форсировать события. Поговорив с режимником, я собрал совет стаи и обрисовал ситуацию.

Шах все так же невозмутимо произнес, – стукача ихнего и искать не надо – Король зачастил к дороге часто. Ладно, сегодня стреляться будем, а там качаем.

На том и порешили. Спали, как всегда, по очереди, ждали вечера. А уже после поверки, ближе к полуночи, Гестапо приготовил конусообразные бумажные типо воланы, с тонкой ниткой от носков, контролька в обиходе, а Шах забрался на верхний шконарь с трубой из газеты. Наступило время. Малява о времени стрельбы, кочуя через прогулочные боксари, уже была у адресата, так что нас ждали.

– Уру-ру, пять семь…

Пауза.

Оттуда наконец – Да, давай…

Теперь все зависит от состояния прокуренных легких Шаха – выдох, плевок, и волан (она же – пуля) ушел, нитка быстро слетала с карандаша. Все невольно затаили дыхание, обычно нужно было два три выстрела, но тут действительно, дуракам везет.

Слышен голос, – Дома!

Шах орет, – принимай! – и привязывает к еле заметной нитке уже потолще, а за ней пошел канат, сплетенный из шерстяных носков и свитеров, распускали и плели весь вечер, еще при прежней власти. Дорога работала, груза и малявы через воздух приходили и уходили в кабуры. Ну и конечно, куда тут без любви. На женский и из женского продола летели писульки «люблю, куплю и полетели», эх жизнь, она и тут – жизнь.