Нина Кромина - Красная строка

Вызвалась идти старуха. А и какая она старуха! Ей годов чуть за пятьдесят, просто тяжелая жизнь наморщинила да сгорбатила её. Замуж вышла рано, муж помер в гражданскую войну от ран, на руках четверо. Выходила троих. Но это была сильная русская женщина, которых у нас на Руси немало.

Она укуталась потеплее платками, надела на старые валенки самодельные лыжи и пошла через лес в село. Пройдя около километра по лесной дороге, она вдруг увидела сидящих и стоящих возле деревьев людей. Испуганно остановилась, но потом догадалась, что это замёрзшие немецкие солдаты, у которых не было сил идти. Некоторые стояли, прижавшись к деревьям обхватив их руками, как бы прося пощады. Пощады не было. Люди могли бы пощадить, особенно русский человек, но природа безжалостна…

Старуха перекрестилась и пошла дальше. Впереди уже просматривалось поле, но оставался ещё негустой перелесок. И вдруг она увидела, что на дорогу вышел волк и сел. Старуха тоже остановилась и стала смотреть по сторонам, нет ещё ли где волков. Сзади сидели ещё несколько. Сердце старухи обмерло; она не знала, что делать.

– Вот и смерть моя! – подумала старуха. Но потом вдруг решительно пошла на переднего волка и закричала:

– Чу! Злыдень! Чу! – и погрозила волку палкой.

Волк сошёл с дороги, перебежал перелесок и опять сел. Старуха медленно приближалась к волку и слезящимися глазами, не мигая, посмотрела ему в глаза. Волк тоже смотрел на старуху, затем отвернул голову в сторону, зевнул, ещё мгновенье сидел не двигаясь. Потом сошёл с дороги и затрусил в лес. Остальные тоже побежали за ним.

Можно по-разному судить о поведении волков или людей. Но самое главное: поклонитесь бесстрашию и самоотверженности русской женщины, которая нашла в себе силы побороть и тех, и других. Это была моя бабушка Анна Степановна. Светлая ей память!

Родился в Москве. В 1987 году закончил Университет рабочих корреспондентов имени Ульяновой. В 2019 году закончил литературные курсы под руководством А.В. Воронцова. Публиковался в рязанском журнале «Три желания», «Чешская звезда», в Камчатской литературной газете «Новая книга», в журнале «Российский колокол». В электронном издании журнала «Беседа у камина», «Лексикон, «Стол». В издательстве «Перископ-Волга». Член РСП с 2015 года. Член литературного объединения «Точки» при совете по прозе Союза писателей России. Член клуба мастеров современной прозы «Литера К». Призёр фестиваля «Славянские традиции 2016».

Проходя мимо помойки, невольно услышал какое-то кряхтение, сопение. Потом показалась голова в серой кепке, и наконец вылезло существо, почему-то напомнившее мне нашего деревенского пономаря Тихона.

– Господи, господи, – ворчало существо. – Боже мой, что делается. Люди, люди обезумели совсем. Нет, чтоб детишкам да старикам немощным раздать, они добро на помойку несут. Существо выпрямилось, отряхнулось, и тут я понял, почему оно мне показалось знакомым. У него, у этого существа, была такая же козлиная бородка, как у Тихона.

– Эх, книги, книги выбрасывают. Да какие! И Пушкин, и Чехов, и Куприн, да всё собраниями целыми. Иди, мил человек, там ещё есть. Не унести мне всё-то. Ой-ой, жалко-то как. Ну люди, ну люди.

– Да нет, спасибо, отец. Мне и нести то их некуда, – ответил я.

– Да какой я тебе отец! Стой-ка, стой-ка, – воскликнуло существо. Прищурив и без того узкие глаза, посмотрело оно на меня.

– Точно, знаю я тебя, знаю, ты же Ванька Чопорный. Я ж тебя всего на два года старше.

Вгляделся в него, а и вправду Тихон. Оторопел я поначалу. Да как же так, за сто километров от дома, и вот на тебе – Тихон. Обнялись мы с ним, и дальше уже, взвалив на себя тюки с книгами, пошли вместе.

– Безумные, безумные люди, прости меня Господи, всё возмущался Тихон.

– Разве так можно? М-да, ну и люди пошли.

– Ну, почему же безумные, Тихон? Может, люди прочитали их, и они ненужными стали?

– Что ты, что ты, Ваня, а доброта-то, сердешный ты мой, на што? Поделись ты крошкой последней с ближним своим, и Господь непременно тебя отметит и отблагодарит. Потому как, брат, без любви, да без веры жить нельзя. Люди, как сухие деревья становятся, радости от них нет, да и без надобности они. Так свой век и коротают. Суетятся, суетятся всё, а толку то от того?

– Тихон, а зачем тебе столько книг? Веришь, нет, а у меня сейчас жизнь такая пошла, что и читать некогда. Бывало, хочешь что-нибудь почитать, возьмёшь книгу, страницы две осилишь, и сразу в сон клонит.

– Ах, Иван, Иван, это от того, что есть сейчас ухари, на нас с тобою деньги зарабатывают. На пятистах страницах из пустого в порожнее переливают, от того то ты и спать хочешь. Так ты, Вань, классику читай.

Идём мы с Тихоном и чувствую, что сегодня нет у меня никого ближе и роднее этого Тихона. Сразу дом вспомнил, деревню, яблони наши. Душа рвётся на части, хоть глазком глянуть, как там?

Келья Тихона при храме «Петра и Павла», что в Лефортово, находилась сразу за комнаткой для крещения. Кровать, небольшой стол, да книжная полка на стене. А в углу, на святом месте, освещённая лампадкой, висела икона Святителя нашего.

– Ну что, располагайся, Иван, мы сейчас с тобой трапезничать будем.

Скинув мирскую одежду, Тихон облачился в рясу и начал хозяйничать на столе.

– Знаешь, если от буханочки «Дарницкого» отрезать четвертинку и на этот ароматный мякиш положить килечку в томатном соусе, да не набрасываться сразу на эдакое благолепие, а дождаться, когда хлеб пропитается томатом, и только тогда, когда слюна заполонит рот, приступить к дивной трапезе. Море ощущений захватывает меня, да так, что не хватает слов выразить это. А принять перед трапезой стопочку «родной», так это ж сам Господь велел, для лучшего пищеварения. Чудное состояние испытываю после этого. Душа петь начинает, в руках сила богатырская появляется. Перед каждой службой оскоромлюсь, оттого-то и звон мой такой лучистый. Натягиваю «поводок» и чувствую, как нерв мой по нему до самого «благовестника» пробегает. Чувствую: ждёт родимый, истосковался весь. Говорить со мной хочет. Я его легонько качну, а он языком по колоколу, тихо так, еле слышно, будто потягивается спросонья. Потом «зазвонные», динь-ди-линь, динь-ди-линь, просыпаются. Поздороваюсь со всеми колоколами, и уже сдержать себя совсем не могу. Что есть силы ударяю в «благовест», а «зазвонные» и «подзвонные» в перезвон пускаю. Динь, динь, динь, динь-ди-линь, динь-ди-линь… Пока звоню, душа-то моя только на «поводке» и держится, всё к Господу Богу улететь норовит. Гляну порой с колокольни вниз, народу толпа собирается, слушает. Уже и звонить перестану, а они всё ещё, задрав шапки, стоят. Будто ангелы с небес им кажутся. Ладно, Иван, что-то я зафилософствовался. Садись, покушаем, что Бог послал.