Николай Игнатенко - Дельфин

– Тогда и мира сейчас нет.

– Мир не останавливается и не уничтожается по твоему слову, Лука.

Октавия вновь испытующе ответила ему взглядом на взгляд:

– Так ты идешь на премьеру «Лягушатника»?

Глава 2. Львиный взгляд.

– Мне кажется, или в такие минуты у тебя по-настоящему львиный взгляд.

– Тебе кажется. Странные метафоры.

– Ты всю жизнь будешь поправлять.

– А ты всю жизнь пытаться нацепить мне гриву.

Октавия хихикнула, и поправила пышную прическу. Ее лиловое платье было очень изящно подобрано по фигуре, а вся она пестрела драгоценностями. Антракт между действиями был слишком скоротечен для серьезных разговоров. Лука стоял, опершись на колонну, и звенел кольцами по бокалу. В смокинге он чувствовал себя на удивление уверенно, сказывалась многолетняя привычка и адаптация к торжественным мероприятиям. Баловень судьбы, который написал свой первый рассказ в семнадцать, едва не скатился на самое дно всех литературных рейтингов и котировок из-за странностей, непонятных для публики. «Пустоты в недоверии» оказались не по-детски откровенными, обнажили правду об отношениях в семье, которую прочесть и применить к себе было не под силу каждому. Тем не менее, пробовал каждый пятый житель, о чем свидетельствовали продажи, а Лука из одной пресс-конференции в другую перемещался, слушая провокационный и пошлый вопрос, мог ли он сам оказаться в том или ином замшевом пальто семьи Инфер. Семнадцатилетний мальчик предстал вундеркиндом перед всей страной, и вот уже агенты и представители тянули свои запачканные в виски и чернилах руки к его новым и старым черновикам.

Тогда-то Лука всех и удивил. Он перенес «Пустоты в недоверии» на сцену, слегка неопытно и местами топорно, пускай и с оговоркой на возраст, перебил роман в сценарий, который, тем не менее, каким-то чудом оказался выигрышным и у критиков, и у аудитории. С тех пор, смокинг – неизменный атрибут гардероба едва ли не чрезмерно атлетичного для писателя молодого человека.

– «Лягушатник» уже сейчас кажется мне гениальным.

– Ты льстишь мне.

– Нисколько.

Октавия умела обманывать, крутить не только мгновениями, но и целыми жизнями, но с другом она была неизменно откровенна. И потому что слишком долгие узы их связывали, и потому что тот безошибочно и слегка играючи угадывал ее правду и ложь, пускай и никогда не говорил ей об этом. А ей не нужно было об этом говорить. Октавия и так об этом знала. Они устроились в мягкие красные кресла, и Октавия стала постепенно поглощаться действием на сцене, а Лука, в ранние годы находивший забавным рассказывать подруге о том, что ее ожидает впереди, теперь всецело отдавался игре актеров. Подперев рукой голову, писатель рассуждал в своих мыслях, верит ли он сам этим бесконечно талантливым людям, и как бы он хотел видеть их игру в идеале.

Удивительная пара друзей сосуществовала в таком режиме уже много лет. Их взаимоотношения строились на прочном фундаменте взаимной выручки и глубокого опыта, пережитого вместе. Не всегда понимая, не всегда уважая даже выборы друг друга, они всё же оставались друзьями, важными людьми в тонкой системе координат внутреннего устройства. Лука и Октавия были слишком разными людьми, чтобы понимать и принимать истоки поступков, но они всё-таки были полезными друг для друга хотя бы ради критики и необъяснимо тёплого отношения друг к другу. Разногласия в отношении к жизни и миру в целом не мешали им быть близкими и дарить важные эмоции через фразы и нахождение в обществе друг друга.

Проходя через перипетии отношений, Октавия всё же осуществила свою мечту стать дизайнером. Обучаясь на соответствующем факультете, девушка, как и все студенты, не была уверена, получится ли у неё сделать карьеру на этом поприще, однако у неё вышло, пускай и не сразу. Когда её кандидатуру (читай, эскизы в портфолио) отвергли сразу несколько компаний, она уже почти отчаялась, посылая резюме в последние, однако в одной из них паззл сложился окончательно. Талант и трудолюбие помогли ей подняться на самый верх корпорации, хоть на это и ушли годы, однако управленческим функциям она предпочла работу в креативном отделе, вернее, руководством над таким. С тех пор, как она любила говорить, «мечты исполняются каждый день, в виде зарплаты или в виде удовольствия от процесса». Так, не обделённая музыкальным даром девушка сделала карьеру в сфере своей мечты, одновременно получив доступ в высший свет, что для нее значило чуть больше, нежели все.

Молодой актёр на сцене слегка перепутал реплику, но знает об этом только он, и, пускай, смысл не потерян, но это ведь неточность. Сатира требует сил, сатира требует понимания и толики жестокости по отношению ко всем вокруг и желания исправить, переставить все с головы на ноги, хотя окружающие и думают, что стоят на этих самых ногах. Неточность простительна здесь и сейчас, парень горит за героя. Артист раз за разом на протяжении пьесы срывал внутренние аплодисменты в голове у Луки неоспоримым стремлением прожить своего персонажа.

Октавия с придыханием смотрела за действием, чем удивляла Луку. Подруга никогда не была сторонницей сатиры, ей было свойственно идеализировать общество и людей в отдельности, вернее, обращать внимание лишь на их положительные стороны, потому на проступки она реагировала необычайно остро, каждый раз удивляясь им. Писатель считал это не успевшей выветриться юношеской наивностью, неизменно поражаясь гневу Октавии на несовершенство человека.

– Это действительно правда? Что ты написал это за неделю?

– За восемь дней. В последний я выбирал название.

Октавия, не отрывая взгляд от сцены, удовлетворенно хмыкнула, а потом громко расхохоталась вместе со всем залом. Лука улыбнулся и вернулся к серьезному виду. «Официант» играет чересчур развязно. Актер со слишком пёстрой палитрой харизмы, а это не всегда комплимент. Нелегко был автором на постановке, а еще хуже – не иметь никакого отношения к творящемуся действию. «Лягушатник» был наименее любимым произведением Луки. Написал он его за 8 дней не от выливающегося на страницы неразбавленного таланта, а от желания выполнить поставленную самому себе задачу хотя бы попробовать себя в сатире. Так, заставив себя сесть за стол, он очутился там же и спустя неделю и один день с готовым сценарием, который в форме романа или повести занял бы куда больше времени и сил. Лука практически не редактировал классическую историю о человеческой жадности, потому как хотел оставить ее в сырой, первозданной форме. Так возник ресторан «Гарсо» и многочисленные персонажи, вращающиеся вокруг него, как дети на карусели, находясь на расстоянии вытянутой лапы, держащей их лодочку, от центра аттракциона.