Герман Мелвилл - Маскарад, или Искуситель

– Вы не должны были делать этого в тот момент. Он – несчастный человек, которого вы, должно быть, сделали настоящим дураком.

– Это его собственная ошибка, если я так сделал. Но мне нравятся преуспевающие приятели, богатые приятели; приятели, которые говорят о богатстве и успехах, как вы. Такие приятели вообще честны. И теперь я скажу, что у меня, оказывается, есть излишек в моём кармане и я просто…

– …сыграю роль брата этого несчастного человека?

– Позвольте несчастному человеку оставаться братом самому себе. Что вы вспоминаете его всё это время? Можно подумать, что вы не хотите регистрировать любую передачу или избавиться от какого-либо запаса, – вам разумней избежать чего-то ещё. Я говорю, что я вложу капитал.

– Стойте, стойте, сюда пришли некие шумные господа, – вон туда, вон туда.

– И с бесцеремонной вежливостью человек с книгой препроводил своего компаньона в небольшой укромный уголок, удалённый от бурной ссоры.

Сделка свершилась, эти двое пошли дальше и прогулялись по палубе.

– Теперь скажите мне, сэр, – сказал человек с книгой, – как получилось, что такой молодой джентльмен, как вы, уравновешенный студент при первом же появлении балуется активами и им подобными вещами?

– В мире есть определённые ошибки самоуверенных невежд, – растягивал слова второкурсник, сознательно поправляя воротник своей рубашки, – немалое количество которых является популярным мнением, касающимся природы современного учёного и природы современной схоластической уравновешенности.

– Кажется, так; кажется, так. Воистину, это совсем новая страница в моём опыте.

– Опыт, сэр, – заново огляделся второкурсник, – является единственным учителем.

– Следовательно, я ваш ученик – из-за того только, что опыт говорит, что я могу многое стерпеть, чтобы выслушать предположение.

– Мои предположения, сэр, – сухо обрисовывая самого себя, – были в основном определены принципом лорда Бэкона; я размышляю о тех основных положениях, которые приходятся по душе моему делу, и от души… умоляю, не знаете ли вы о каких-либо других хороших активах?

– Вы бы не хотели заинтересоваться Новым Иерусалимом, не так ли?

– Новый Иерусалим?

– Да, новый и процветающий город, так названный, в северной Миннесоте. Он был первоначально основан отделившимися беглыми мормонами. Отсюда и имя. Он стоит на Миссисипи. Вот здесь карта, – извлекая рулон. – Там – тут, вы видите, общественные здания – здесь пристань, там парк, вон там ботанические сады, и эта, эта небольшая точка здесь – бесконечный фонтан, вы понимаете. Вы замечаете, что здесь двадцать звёздочек. Это для лицеев. У них есть трибуны из гваякового дерева.

– И все эти здания теперь стоят?

– Все постройки – добротные.

– Эти квадраты по краям здесь, действительно ли они – водные участки?

– Водные участки в городе Новый Иерусалим? Всё – суша, или вы всё-таки не кажетесь заботящимся о вложении?

– Только и думаю о том, как бы чётче прочитать своё звание, как говорят студенты юридического факультета, – зевнул студент колледжа.

– Благоразумие – вы благоразумны. Но знайте, что вы сейчас тоже полностью отсутствуете. Во всяком случае, лучше бы у меня была одна из ваших угольных акций, чем две других. Однако полагаю, что первый расчёт произошёл из-за двух беглецов, которые приплыли нагими с противоположного берега, – это удивительные места. Это… основательно… Но, боже мой, я должен идти. О, если вам представится возможность столкнуться с тем несчастным человеком…

– В таком случае, – изображая нетерпение, – я пошлю стюарда уладить эту проблему, и тот отправит его за борт со всеми его бедами.

– Ха-ха! Был бы здесь сейчас некий сумрачный философ, некий теологический медведь, вечно случающийся, чтобы подавлять суть человеческой натуры (скрытым взглядом рассматривающий толстых присутствующих прихожан холодного Арамиуса), он объявил бы, что это происшествие укрепляет сердце и смягчает разум. Да, это стало бы его зловещим построением. Но это – не что иное, как смешная причуда, приветливая, но сухая. Признайтесь в этом. До свидания.

Табуреты, скамьи, софы, диваны, оттоманки, занятые группами людей, старыми и молодыми, мудрыми и простодушными; в их руках краплёные карты с алмазами, пиками, палицами, сердцами; любимые игры – вист, криббедж и хвастун. Бездельничающие в креслах или прогуливающиеся среди столов с мраморной столешницей удивлены этой сценой, и сравнительно немного тех, кто, вместо того чтобы занять руки игрой, по большей части держат их в своих карманах. Возможно, что они – философы. Но здесь и там с любопытствующим выражением каждый читает маленькую на вид листовку с анонимными стихами или, скорее, многословными названиями:

ОДА, СОСТОЯЩАЯ

ИЗ НАМЁКОВ

НА ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ БЕЗВЕРИЕ,

СОЧИНЁННАЯ В БЕСКОРЫСТНЫХ УСИЛИЯХ

РАДИ ПОВТОРНОЙ ПОПЫТКИ

ОБЕСПЕЧИТЬ

ПОЯВЛЕНИЕ ВЕРЫ

На полу лежало множество книжных копий, выглядящих так, как будто они были сброшены с пролетавшего воздушного шара. Путь, благодаря которому они здесь оказались, был таков: некий пожилой человек в квакерской одежде спокойно прошёл через каюту и, подражая железнодорожным книжным коробейникам, которые перед предложением продаваемого товара напрямую или косвенно расхваливают его, следовал с пачками брошюр с одой и без разговора вручал их. Они же, по большей части, после поверхностного взгляда были непочтительно отброшены в сторону, как, без сомнения, лунатическое творение некоего блуждающего рапсодиста.

В назначенное время с книгой под мышкой прошёл румяный человек в походной кепке, который, легко перемещаясь из стороны в сторону, с оживлением оглядывал окружающих с тоскующим и сочувствующим видом, происходящим из его собственной душевной общности, словно говоря: «О, юноши, хорошо было бы, если б я лично познакомился с матерями таких сынов, как каждый из вас, начав с того сладкого мира, в котором заводят сладостное знакомство, братья мои; да, и самое важное здесь то, что все мы здесь счастливые сукины дети!»

И так же, будто наяву продолжая свою трель, он вёл себя по-братски то с одним бездельничающим незнакомцем, то с другим, обменявшись с ними несколькими приятными замечаниями.

– Умоляю, каково ваше мнение? – спросил он человека, к которому недавно обращался, маленького и худого, который выглядел так, будто никогда не обедал.

– Небольшая ода, и притом довольно странная, – прозвучал ответ, – того же самого типа, что вы видите здесь рассыпанной по полу.

– Я не видел её. Позвольте мне взглянуть, – поднимая одну и рассматривая её. – Уже хорошо, симпатично; жалобно, особенно вступление: