Павел Патлусов - Я не то сказал… Рассказы. Часть первая

Он оттолкнул слегка её голову плечом, – ссорится желания не было: она в чём-то была права.

– А что ты думаешь: я всегда должен был униженным себя чувствовать? Нет, этого никогда не будет. Природа моя бастует!

– Природа твоя пусть бастует, но поведение должно быть адекватным – социальным, как любят теперь говорить.

– А ты сама – то, как в социуме живёшь? Жрёшь не в меру; не умеренность – вот главный философский закон твой.

– Уж, очень ты любил соблюдать законы, – снимает она голову с плеча друга, громко возмущаясь.

– Чего же тебя «опустили», – говорю на тюремном жаргоне, – начал возмущаться и он.

– Чего? Чего? Переела тортов и отравилась…

– И всего – то?

– Ну, сходила «по – большому» на ковёр…

– А-а-а, – обрадовался и запрыгал он. – Ты попросту нагадила. У меня есть шанс, – они простят мои прегрешения: сползать за рыбой на стол, даже преступлением назвать нельзя!

Он торжествовал.

– Я сейчас поднимусь наверх, дорогая. Но, забывать тебя не буду. Я буду тебя приглашать на постную и скромную трапезу, – будь уверена.

Он высунул голову наверх из подвала. Мощная волосатая рука схватила его за загривок и поднесла к кучке неопределённой формы на ковре, а ещё через мгновение ткнула его мордой в вонючие испражнения подруги.

– А-а-а, – замяукал он.

– Понял! – ответила «Волосатая рука» «опуская» его в подвал.

– Ну, и что теперь ты скажешь сучка поганая? – Я наелся твоего г…..а!

Он с остервенением набросился на неё.

– А-а-а!!! – Закричала она, бегая по подвалу. – Он меня убьёт.

– Зарэжу, сука! – орал он.

«Волосатая рука», на верху, не могла понять: чего же там, кошки не поделили в подвале.

Ещё накануне, вечером, Сергей Евгеньевич Банников не думал, что таким тяжёлым будет утро. Ведь даже разбитые очки, после дружественной пирушки и небольшая на лбу ссадина не принесли заметного огорчения нашему герою, так как супруга – Марина Геннадьевна уехала в город и о причиненном ущербе ничего не знала. Очки же Банников планировал купить на следующий день: благо то, что очки продают теперь свободно… Именно очки, а вернее их отсутствие, и сыграло с ним злую шутку.

Хозяйственные работы, выписанные аккуратно его супругой на лист календаря, Сергей Евгеньевич выполнил сполна и против каждого «мероприятия» поставил жирную «галочку». Определённое затруднение вызвало лишь одно мероприятие: подоить корову…

Хотя Милка упорно не подпускала новоявленного дояра к своему вымени, но всё же он, оказался куда более смекалистым, чем бессловесная тварь. После того, как корова дважды опрокидывала ведро с молоком и хлестанула не один раз хозяина хвостом по лицу, Сергей решился на самые радикальные меры: он привязал за рога корову к стене, задние ноги сделал на «растяжку», то есть привязал ноги веревками в разные стороны, хвост Сергей Евгеньевич притянул к потолку. После того как «подготовительные» работы прошли успешно, дояр похлопал корову по крупу и спокойно сел к вымени.

– Вот, так и твоя хозяйка ломалась перед свадьбой… Ан, ничего уломал… В мои руки только попасть.., – «циркая» молоко в ведро, уже благодушно рассуждал Банников. После такого «затруднительного» мероприятия осталось только одна забота: полить огурцы в теплице.

Проснулся Банников от громких криков жены, которая возмущалась по поводу того, что он – дерьмовый хозяин, не загнал во двор корову, и оставил её не доёной…

– Не может быть, возразил супруг. – Кого-то вчера доил… Молоко в холодильнике… Проверь!

– Кого-то доил, – передразнила его супруга. – Ты посмотри хмырь усатый, кто стоит на улице!

Протерев глаза, он отдернул штору на окне, затем «гмыкнул» и прямо в трусах вместе с супругой отправился в хлев. И каково было их удивление, когда там обнаружили чужую корову.

– Так, ты – пьяный дурень подоил корову Мякишевых, которые всю ночь проискали её в лесу…

– Однако, бес попутал: масть коровы поменял.., – недоуменно разводил руками Банников. – Без очков-то всякое может показаться.

Августовский день короток, быстро переходит в длинную и тревожную ночь. Не успеет завечереть, как легкая, влажная прохлада уже окутывает округу молочным косматым туманом. Огромное солнце, как оловянное блюдо – матово-блестящее, но не дающее животворного тепла, чуть задержавшись, исчезает за кромкой леса.

Тропинка, огибающая Кликун – озеро, вела к Афониной заимке, расположенной в густом непроходимом ельнике, на самом краю болота. Местные жители называли заимку по – разному: келья, скит, жильё пустынника.

Хозяин избушки, старец Афоня, объявился здесь несколько лет назад. Откуда, как и почему именно здесь он поселился – никто не ведал. Сердобольные старушки обычно говорили о нем: «Много претерпел…»

Осторожно, стараясь не замочить ноги, обутые в лапти, согбенный старец подходил к избушке. В правой руке посох – ивовая палка, обработанная бобрами, в левой – чётки. Выразительное лицо обрамляли бело-жёлтые патлы и борода. На голове – шапочка из черного сукна.

Обычный поход старца в село на этот раз был особенно неприятным: милостыню давали только богомольные старушки: божий дар не велик, но и его надо поделить с друзьями – зверями. Но горше всего для него было оскорбление двух молодых юношей, требовавших талоны на спиртное. Не мог объяснить старец, что живёт только «даром божьей пищи», а посему не вхож в Советы за талонами. Не поверили – обыскали, но кроме псалтыря в суме его ничего не было… «Проваливай старая ветошь», – с такими словами один из них толкнул старца в грудь. Упал он, головой ударился сильно, до беспамятства. Видел, как Божья Матерь держала на руках Лебедя… Гладила его шептала: «Спи, душенька, спи».

Сколько пролежал – не помнит, пока не увидел склонившейся над ним лик старушки, окатывающей его холодной водой. – Вот и обмывать начали, – спокойно, без тревоги, подумал он. – Жив ли я, Божья Матерь?

– Жив, – ответила старушка.

Остаться в селе, у богомольных старушек, он решительно отказался, но хлеб, кусок рыбного пирога, как подаяние принял.

Вот и скит. Отдышавшись, трижды перекрестившись, Афонасий положил кусок рыбного пирога для зверей лесных, приговаривая:

«Кушай, тварь божья, и помни».

Он постоянно оставлял гостинцы для медведя, лисы, мышей, другой лесной живности.

Долго сидел старец, пока на небосклоне не показались звезды. – «Ох, опоздал с молитвой – то», – прошептал он про себя, с трудом поднимаясь. Скрипнула дверь кельи. Зажег лампаду, встал на колени перед иконостасом, начал читать молитву.