Вячеслав Киктенко - Ячменное зёрнышко. Сборник рассказов

Другие, тоже якобы очевидцы, рассказывали как парились с ним в бане, где он чуть не прибил своим громадным членом пьнчужку, заводившего Васю-Чечена на подлый спор.

Пьянчужка, слишком уж развязно восторгаясь диковинными размерами члена, подначивал великана: а не слабо станет вышибить им дверь в парилке? Обычно сдержанный и молчаливый гигант, в конце концов не выдержав, заревел:

– «Да я лучше твои собачьи мозги вышибу!..» – и, схватив руками гневный, чудовищно набрякший член, так саданул по башке, что пьнчужка свалился с полков и потерял сознание…

Вообще на эту рисковую тему немало слухов ходило. Говорили, что самой мучительной проблемой было подобрать для Васи-Чечена подходящую женщину. Маялся он долго со своим гигантизмом, его не выдерживали даже очень крупные особы. Но вот однажды родичи всё-таки привезли из дальних мест вполне заурядную на вид пухленькую женщину, которая и оказалась той самой, единственной, по сердцу и ладу подругой жизни для Васи-Чечена. Так ли это, нет ли – такие ходили слухи.

А жена его и впрямь отнюдь не была великаншей, уж это я могу засвидетельствовать. Но вот игру природы, загадки её и прихоти разгадывать не берусь…

Однако жил, и доныне живёт слух, который распространился далеко за пределы Алма-Аты, и мне кажется, связан он именно с Васей-Чеченом. От его образа и пошёл погуливать по стране…

В одном из рассказов Василия Шукшина есть эпизод, где герой болтает про некий лиловый штамп в своём паспорте: «Захоронению не подлежит». Якобы, будущий труп загодя закуплен у него не то музеем, не то моргом. Был, точно помню, ходил слух о том, что можно недёшево продать себя при жизни для каких-то анатомических целей, а деньги пустить в обиход уже сейчас. Хорошо помню это потому, что один мой приятель-хохмач, по младости и нетрезвости ума, решил проверить слух на себе. – Уговорил меня позвонить в морг и предложить покупку его тела мрачным учреждением. А деньги, естественно, прогулять.

Вышло презабавно.

– «Какое Д е л о ?.. Дело уже закрыто, мы же договорились, уладили!..» – залепетал в трубке испуганный голос. Ага, стало быть и у вас делишки лихие творятся – не без изумления успел отметить я, и поспешил успокоить тишайшее заведение:

– «Да не Дело, а Тело!..»

Когда служитель морга наконец понял о чём идёт речь, тут же неузнаваемо переменился, – облегчённо, и уже с басовитой наглецой, расхохотался:

– «Ну лохи, ну лопухи!.. да вы на слухи о Васе-Чечене

купились!.. тому и правда, говорят, Ленинградский музей предложение делал. Не знаю, согласился ли Вася, но музей понять можно – такого уникума поискать! А у вас что?.. обычный человек?.. ваш приятель, говорите?.. да кому он, на фиг, нужен! А, кстати, почему он сам не звонит? Робеет? Скажите, пусть не робеет, – если на выпивку не хватает, у нас тут Петя-Мясник есть, он ему трёшку даст на опохмел души… а потом зарубит, на фиг!..»

Тут уже я ужаснулся:

– «Зачем ему это, вашему Пете?..»

– «А на засол!..» – прогнусил ликующий голос, и в трубке раздались короткие гудки.

Так вот, с большой долей уверенности смею

предположить, что слухи о предварительной продаже тел пошли именно из Алма-Аты, и даже в художественную литературу просочились. – Это теперь тоже часть легенды о Васе-Чечене.

…а вблизи, не из-за забора, – в первый и последний раз – видел я его на стадионе «Спартак», в начале 60-х годов. Он сам уже не играл, только судил матчи.

Массовый спорт в те времена весьма поощрялся, вокруг стадионов устраивались открытые спортплощадки, где проводились бесплатные матчи команд самых разных уровней – по волейболу, баскетболу, городкам…

Отец как-то взял меня с собой на такой открытый – для всех горожан – баскетбольный матч, который судил Вася-Чечен. Мне уже шёл десятый год, но давний мистический ужас вспыхнул в душе, когда я увидел вблизи Васю-Чечена.

Он восседал со свистком во рту на обычном табурете, как раз перед центральным кругом площадки, и неотрывно следил за игрой. А вот я той игры так и не увидел толком. – Инстинктивно прячась за отца, сбоку, но очень пристально я разглядывал Великана, героя нашего детства.

Даже сидя на стуле, он возвышался над стоявшими рядом болельщиками. Возвышался даже над отцом, который и сам был роста не маленького – за метр восемьдесят…

Не огромные руки, не могучие плечи теперь поражали меня, но – Лицо. Я впервые по-настоящему увидел его, это громадное, грустное лицо великана из древних сказаний. Оно, казалось, как сама земля старинных преданий, было изрыто глубокими морщинами, тёмными выпуклостями и впадинами. А в одной из самых глубоких впадин жили – глаза. Они были огромные, грустные… и – какие-то совершенно неотсюдные… нездешние, неземные глаза.

Что он судил?..

Игры каких лилипутов пытался понять и рассудить их? Зачем всё это ему, пришельцу из другого измерения, из другой эры, помнящему, наверное, иные великие племена, иные народы?.. – кажется такие, или похожие на такие мысли проносились во мне и не давали следить за игрой…

На обратном пути я спросил отца:

– «Ты видел, к а к а я у него голова?..»

Отец, хорошо почуявший моё состояние,

ответил в тон, но с добродушным юморком:

– «Да-а, как у коня… не меньше…»

– «Ты что! – возмущённо выкрикнул я – коней т о г д а не было, т о г д а были другие!..»

Отец внимательно поглядел на меня, удивлённо покачал

головой и ничего не ответил…

Зачем я это теперь вспоминаю?

Даже себе не отвечу.

В России смута, малые и немалые племена всё делят-не поделят несчастные клочки земли. Мелочность, суета, распродажа всего и вся, кишение обезличенных толп, как на предметном стекле под микроскопом… а он всё всплывает из памяти, тот великаний образ – образ неотмирного существа, восхищавшего детское воображение…

Словно бы и теперь он способен, словно он один способен примирить, угасить собою все наши мелочные сегодняшние страстишки…

Но ведь он рухнул… рухнул он, тот ослабевший костяк, рухнул под несоразмерною массой!..

Значит, он был н е п р а в и л ь н ы йв этом мире?

Так почему же всё видится он, видится издалека? – молчаливый, печальный великан, медленно уходящий в горы…

…уходящий вдаль со своей верной подругой…

…а мы, пучеглазое восторженное племя, всё глядим ему вслед из щелей забора…

…мы взволнованы небывалым видением, воочию сошедшим со страниц любимых сказок, легенд, преданий…

…мы словно бы ожидаем его возвращения…

…и даже не его самого, а той самой силы…

…той самой силы, доброты, благородства неведомых нам великанов, которые обречены —

– да неужели же так непоправимо обречены?!! —

на грусть, неуют и, в лучшем случае, на досужее изумление в иных, сильно сузившихся временах?..