Никас Славич - Путь одиночки

Вернувшись в родное село, он обнаружил дома запустение. Повсюду скопилась пыль, паутина красовалась в каждом углу. Но, привыкнув к уборке во время военной службы, Мирослав быстро сумел навести дома порядок. Хорошо ещё, что жители Лазо, знавшие его родителей, не дали разграбить дом.

За несколько лет траура и унижения парень вовсе позабыл о радостях творчества. Но что-то в его душе просилось, рвалось наружу, а успокоения в родных стенах Мирослав найти не мог. Тогда он впервые отправился в ближайший лес, чтобы успокоиться. Вот так, в двадцатилетнем возрасте, уже возмужавший Мирослав ощутил таинство единства с природой. Гуляя по березняку и вдыхая свежий воздух, парень почувствовал, как печали и горести отходят на второй план; как истаивает злость на людей, так жестоко обращавшихся с ним; как постепенно приходит умиротворение, а следом за ним – и вдохновение. Слова и мысли складывались в предложения, и Мирослав постарался их запомнить. Вернувшись домой, он первым делом записал их на бумаге, и получился пронзительный рассказ – исповедь отслужившего в армии о том, что вместо благородного дела защиты своей Родины ему пришлось два года драить полы и чистить унитазы.

Так, постепенно, Мирослав возвращался к искусству. Конечно, ему пришлось сперва устроиться на работу – снова подсобную, то дворником, то грузчиком или косарем. Другого труда, впрочем, особо и не существовало в их небольшом селе, где с каждым годом становилось всё меньше жителей…

Но всякий раз, пусть даже вымотавшись на работе, Мирослав вечером отправлялся на природу. Только там он и радовался жизни, улыбаясь широко и открыто, только там он и пел песни собственного сочинения, писал рассказы, читал свои стихи и запоминал пейзажи для будущих картин – краски, холсты и мольберт удалось купить не сразу.

Всё это он создавал пока что для себя, для отдохновения души, чтобы отвлечься от мрачных мыслей. Показать другим боялся: вспоминая, как иногда жестоки бывают люди, Мирослав не желал открывать своего дара. Не хотел он насмешек и критики, да ещё опасался, что кто-нибудь пьяный ворвётся в его дом да уничтожит все рукописи и созданные картины. Такое уже случилось однажды, не с ним, с его мамой, которая тоже любила рисовать. Она рассказала сыну, как однажды пьяная компания оказалась рядом с домом. Подвыпившие стали стучать в дверь и требовать денег; жила она тогда в одиночестве, и потому боялась открывать незнакомым, агрессивно настроенным мужчинам. Тогда, не дождавшись желаемого, они стали крушить всё, что находилось на террасе дома, в том числе и нарисованные ею картины…

Друзей и знакомых у Мирослава особо не было, но Корнев привык к одиночеству, свыкся и сжился с ним. Другие работники, вместе с ним расчищавшие улицы или разгружавшие товары из фургона в магазин, не общались с замкнутым в себе мужчиной, к тому же непьющим.

Родственников, живущих в Лазо или ближайших окрестностях, не осталось. Мирослав знал о том, что у него есть два двоюродных брата, один в Москве, другой во Владивостоке. Но начинающий автор стеснялся вести с ними переписку, опасаясь, что разбогатевшие за счёт собственного бизнеса кузены просто-напросто его засмеют или не захотят общаться с бедно живущим чудаком.

…Всё проходит, всё изменяется. Год назад к Мирославу приехал один из двоюродных братьев, Владимир Корнев. Он нанёс визит поздно вечером, когда Мирослав уже собирался лечь спать. Громкий стук в дверь заставил вздрогнуть от неожиданности. Что-то в сердце подсказывало: добром это не кончится. Но как не открыть родственнику, который устал с дороги?

– Здоров, кузен! – полноватый мужчина с небольшой бородкой вошёл внутрь и протянул руку. Мирослав подметил, что у забора припаркован крутой джип, правда, он не знал, какой марки, поскольку не интересовался автомобилями.

Мирослав приветствовал Владимира, а тот, осмотревшись, заметил:

– Бедновато живёшь. Ну да ничего, скоро мы это исправим.

От того, как прозвучала эта фраза, пошли мурашки по коже.

– Мне хватает и этого, – произнёс Мирослав. – Раздевайся, проходи, я тебя чаем угощу. Мы же столько лет не виделись!

– Да-а… – протянул Владимир. – За двадцать лет многое изменилось. Теперь-то мы уже не те неразумные пацаны…

Опять фраза была произнесена таким тоном, словно человек сам стремился забыть своё детство.

– Чай, конечно, это хорошо. Но у меня в машине есть несколько бутылок текилы. Хочешь, принесу?

– А что это? – удивился Мирослав незнакомому названию.

– Ну ты, брат, даёшь! Водка такая, если по-простому, – покачал неодобрительно головой Владимир.

– Нет, спасибо, я не употребляю, – отказался Мирослав.

– Тогда понятно, почему не знаешь. Ну ладно, ты тут суетись, а я всё же принесу, не могу с дороги отказаться от крепкого напитка.

Владимир вышел, а щуплый по сравнению с ним Мирослав лишь пожал плечами. Годы изменили того мальчишку, которого он знал когда-то в детстве, пока тот не уехал с родителями во Владивосток. Не было в глазах родственника той весёлости, того задора, который давал возможность насладиться жизнью. Владимир стал совсем другим человеком; как выяснилось позже, он изменился отнюдь не в лучшую сторону.

За чаем они сначала болтали о том, о сём. Затем Владимир не выдержал, налил себе текилы, насыпал соли на ладонь, лизнул, откусил дольку лимона, выпил, закусил солёным огурцом из запасов Мирослава – тот специально открыл одну из заготовленных на зиму банок. После этого разговор перетёк в совсем другое русло.

– Нет, кузен, хватит тебе дворником да грузчиком работать. Я вот никогда до такого бы не опустился, – произнеся эти слова, Владимир рубанул ладонью воздух. – Вот что я хочу предложить. Давай мы переоборудуем часть твоего дома под магазин. Я буду привозить товары, ты их станешь продавать, часть прибыли отдашь мне, остальное всё твоё. Как тебе такое предложение?

Вопреки ожиданиям Владимира, кузен не загорелся этой мыслью.

– Зачем? – непонимающе спросил Мирослав. – Мне и так на жизнь хватает.

– Да что это за жизнь? – Владимир сделал особый жест, как бы обводя руками всю комнату. – Нет, кузен, ты ещё не видел настоящей-то жизни. Решено: завтра же вызываю бригаду строителей, и они сделают такой магазин, какого в этих краях ещё не видели!

В этот момент Мирослав осознал, что кузен уже давно всё решил за него, и спорить с ним бесполезно. Накатила какая-то волна подавленности, безысходности от того, что он ничего не может противопоставить Владимиру – тот даже без согласия брата осуществит задуманное, лишь бы получить прибыль.

Одна из комнат в доме почти всё время пустовала, и там Мирослав хранил нарисованные им картины. Владимир, решив осмотреть дом, даже не обратил внимания на художества, зато сразу заметил: