Георгий Протопопов - Холодный мир

– Посмотрим, – скрипнул зубами Оллон и с достоинством, но стремительно выметнулся наружу со словами: – Но я немедленно уезжаю к себе.

Тары- Ях с улыбкой посмотрел ему вслед, а князец задумчиво произнес:

– Ничего, ничего, он скоро отойдет.

Шиман сказал:

– Я тоже ухожу. Правду я донес до твоих ушей, теперь думай, – он двинулся к выходу, у самого полога остановился, обернулся. – Да, кстати, Ака Ака… отпусти Тыкеля. И Тынюра, и Чуру. Ты напрасно их держишь. Мне пора, прощай.

И столь же внезапно исчез шиман, как и появился. Что-то в тоне последних его слов не понравилось Аке Аке. Настолько, что пот прошиб.

– Отпущу, – произнес он похолодевшими губами, обращаясь к закрытому пологу. – Действительно, зачем они мне. Пускай убираются.

Аку Аку вдруг передернуло, он провел рукой по лицу, отгоняя наваждение, потом запустил пятерню в блюдо с мясом.

– Отец мой, ты поверил ему? – спросил воин, все это время молчавший.

Ака Ака медлил с ответом, задумчиво глядя в огонь. А что сказать? Он и вправду поверил.

Воин присел рядом; Ака Ака наконец повернул голову и сказал:

– Поверил- не поверил, значения не имеет. Что изменилось? Люди к Тарве уже отбыли. Пускай уже проверят. Может, Оллон сказал правду- обряд-то хорош был. А может, прав Тары- Ях.

– Или это какая-то ловушка, нет?

– Не знаю. Не думаю. В любом случае, стоит проверить и Архатах.

– Дозволь мне, отец. Не подведу.

– Я тебе верю больше всех. Если бы ты не отсутствовал, ты бы отправился к Тарве.

– А вдруг это и к лучшему? Если он на Архатахе…

– Надеюсь.

– Верь мне, отец. Ничто меня с ним не связывает и не связывало никогда. Только тебе я предан. Если он там, найду, притащу, брошу к твоим ногам. Никакой пощады, только ненависть в моем сердце.

– Нисколько не сомневаюсь в тебе. Теперь я почти спокоен, зная, что дело в твоих руках. Что ж, бери своих людей и отправляйся в путь, как только будешь готов.

– Я готов в любой момент, отец мой.

– Тогда завтра. Удачи тебе, Саин. Духи за нас, и они тебе помогут. Поймай негодного Руоля.

– Скоро ты его увидишь, – сказал Саин, с почтением склоняя черноволосую голову на богатырских плечах, – посаженного на цепь.

Князец и воин кивнули друг другу.

Морозным выдался день, но безветренным. Небо очистилось после тяжелых снеговых туч, застывший воздух был колюч и прозрачен.

Немолодые, устало сутулящиеся, стояли рядом Тынюр и Чуру- бездетные супруги, бывшие работники Аки Аки. Тынюр в свое время был пастухом- пас тучные стада князца, а в последнее время нанимался разнорабочим, но в постоянных калутах не числился и жил всегда за стойбищем, отдельно.

Теперь он был свободен. Ни калут, ни наемный рабочий, вообще никто.

Ака Ака ясно дал понять, что гонит его прочь и надеется никогда больше не увидеть. Живи как знаешь.

– Ох-хо… да… – вздохнул Тынюр, почесывая шапку на затылке.

Они стояли с Чурой- печаль на лицах- и издали смотрели на богато раскинувшееся стойбище.

– Во дела, старуха! – на плоском лице Тынюра вдруг появилось лукавое выражение. – А все-таки мы победили Аку Аку! Запугать не смог, пришлось отпустить.

– Что болтаешь? Похваляешься, дурак безмозглый! Выгнали нас просто, вот и все. Как жить теперь будем?

– Не беда, проживем. Всегда ведь жили.

– Ничего не понимаешь! Еду ты от кого получал?

– Да… а может, вернуться? Простит еще, а?

– Дурак опять! Простит! Не знаешь ты Аки Аки. Радуйся, что хоть живым ушел. Нет уж, лучше убираться пока целы.

– Правильно говоришь, старуха. Все равно проживем. Я ведь охотиться стану.

– Охотник из тебя…

– А чего! Не совсем еще старик.

Они продолжали спорить, пока Тынюр вдруг не брякнул:

– А ведь это из-за Руоля все.

Чуру сразу изменилась в лице.

– Ты Руоля не трогай, глупый ты старик. Он нам как сын был.

– Да, – кивнул Тынюр, и на глаза его даже слезы навернулись. – Неужели он правда содеял все, о чем говорят? Даже слушать страшно. Не верится что-то.

– И знать не хочу! – воскликнула невысокая, полная Чуру. – Ему, своему сыну стану верить. Что остальные говорят- неинтересно.

– Ну… Э, старуха, а ведь правильно говоришь. И все равно, ты меня не вини, что нас прогнали. Мы же и знать ничего не знаем. Злой просто он, наш князец.

– Эх, Тынюр… Пойдем-ка домой. А завтра в путь тронемся. Подальше отсюда. Не хочет нас видеть Ака Ака, так и мы его не хотим.

Они медленно пошли прочь от огромного стойбища к холодной, давно нетопленной юрте, примостившейся у берега реки поодаль от остальных жилищ.

– Вернет Ака Ака наших олья? – хмурилась Чуру. – А-то как поедем?

– Калуты сказали, пригонят. На присмотр ведь взяли. Дождемся. Неужто позарятся на чужое?

Чуру, покачав головой, сочувственно взглянула на мужа.

– Еще как позарятся. Но на этот раз вернут, наверное. Чтоб спровадить подальше да поскорей. – Чуру вдруг всхлипнула, поднесла руку к глазам. – Так и вижу: наши орончики, бедняжечки, совсем задохленькие, некормленые!

Тынюр обернулся; стойбище еще не скрылось из виду.

– Смотри-ка, старуха! Там плетется кто-то. Оттуда.

В их сторону из становища Аки Аки, сильно шатаясь, медленно брел человек. Маленькая темная фигурка- ничтожная на огромном просторе.

– Кто это?

– Дождемся?

– Надо ли?

Все же они оставались на месте, и прошло какое-то время прежде чем Тынюр, узнав, воскликнул:

– Да ведь это Тыкель!

– Тыкель! Тыкель! – закричали они, двинувшись навстречу.

Он был совсем плох, почти неузнаваем, еле держался на ногах.

– Тыкель, неужто и тебя отпустили? А мы уж думали…

– Отпустили, – нахмурился старик, – и я вижу в этом какую-то беду для Руоля. Спроста ли отпустили?

– Хочешь сказать, его поймали? – в страхе промолвила Чуру.

– Не знаю. Нет, вряд ли. Почему бы тогда меня отпустили? Но все равно плохо, неспокойно в груди. Надеюсь, он спасется. Или… – какая-то мысль мелькнула в его глазах, и на измученном лице даже появилась мимолетная улыбка. – Может, думают, что я выведу на него. Если так, они обманулись. Тогда хорошо.

Старый Тыкель приободрился, немного выпрямился, чуть увереннее держался на ногах.

– И хорошо, что я вас встретил, – сказал он. – Помогите до дома дойти. Тяжело что-то самому.

– Э-э-э… – начал было Тынюр, неловко топчась на месте, но Чуру быстро перебила:

– К нам пойдем. Лечить тебя стану. Никак, разбираюсь в травах, хоть и не шиманка. Не хуже иных. Сам знаешь, скольких вылечивала. Нельзя тебе теперь одному. У нас будешь.

– Да и нет у тебя больше жилья, – брякнул Тынюр. – Пожгли все, как только тебя взяли. Добро калуты прежде растащили. Сами слышали, как говорили, что не больно-то много у тебя оказалось, жаловались, проклятые.

Тыкель остановился, поддерживаемый под локоть более молодым Тынюром, снял рукавицу, провел рукой по лицу, усмехнулся.