Татьяна Муратова - Я отомстила Гитлеру. Менталитет советского народа

– А где Анечка? – обращается он вместо приветствия, – Анечка будет?

Отвечаю, что Анечки не будет, и замечаю, как тускнеют глаза первого парня в группе, исчезает его задорный огонек, который как магнитом притягивал девчонок двадцать лет назад. Он разочарован, обижен, убит. А я не могу понять причину этого превращения. Я не помню, что что-то связывало их в студенчестве, Анюту и Ивана, но предаваться размышлению некогда, ребята окружили, заохали, заахали, обнимаются, признаются в любви, восхищаются, поворачивают, говорят, говорят, говорят. В большинстве это адэшники, я их абсолютно не помню к своему стыду. Появилась Жанка с видеокамерой, все застыли как перед фотоаппаратом, застеснялись невидящего ока, стали чопорными и неестественными. Она засмеялась, разрядила обстановку, и все опять ожили и засуетились. А ко мне уже спешит Виктор, я помню его, он ни чуточки не изменился.

– Это ты?! – вопросительно – восклицательно произносит он. И я понимаю, ведь нас кроме группы связывает еще одно воспоминание: практика в Усть-Илимске. И его первый вопрос конечно о том времени.

– А помнишь, – говорит он, – как мы летели из Братска в Усть-Илимск в кабине пилотов?

Я не успеваю ответить, просто окунаюсь в тот душный ужасный летний день практики после четвёртого курса.

– Вам необходимо добираться до Усть-Илимска, – голосом, не терпящим возражений, заявил начальник отдела кадров в Братске.

После самолета, битком набитого автобуса от аэропорта, волокиты с чемоданами, предложение казалось мне издевательством. И если бы не было Виктора, я бы расплакалась. Но он без эмоций взял чемоданы, бумаги и молча направился к автобусной остановке. После очередной пытки в автобусе – аэропорт. Билетов нет, и не предвидится на ближайшую неделю. Количество желающих улететь немедленно в десятки раз превышает возможность аэрофлота. Вся страна строит Усть-Илимск. О, чудо, лётчик выбирает Виктора из толпы желающих, и мы летим зайцами с оплатой по цене билета летчикам! Кроме нас в салоне еще три зайца. Но я единственная особа женского пола, лечу в кабине летчиков, на запасном сидении, Виктор со мной. Самолет отрывается от земли, моя душа уходит в пятки, но величие возникшей перед глазами панорамы захватывает меня целиком и полностью. Я не могу оторваться от «зелёного моря тайги», голубых сверкающих ниточек-рек, аккуратных просек ЛЭП, я в восторге. Сейчас и я хочу быть лётчиком, смотреть через застекленную кабину в любую сторону, видеть красоту Земли с неба, а не ютиться в душном, некомфортабельном салоне самолета. Уже одно это объясняет мне желание мальчишек летать. Но вот уже Ангара, плотина строящейся ГЭС, три – пять многоэтажек и …дачи, дачи, дачи.

– А где город, почему одни дачи? – обращаюсь я к лётчикам. Они в ответ смеются. Оказывается, всё, что я вижу под ногами, это и есть город. Времянки, построенные из отработанных щитов опалубки на ГЭС. Нового города на правом берегу еще не видно в тайге, там строится всего несколько домов. Приземлились мы благополучно, автобус довозит нас до конторы. Получаем распределение в палаточный городок для проживания, на строительную площадку для работы.

– Опять палатки, – огорчаюсь я, у меня третье лето в палатках.

Надеясь на нормальные условия, я и вещей-то тёплых для палатки не взяла. И работать придётся мастером в смену, строить город на правом берегу.

Палатки встречают нас безразличием, Виктор будет жить с москвичами, я – с ленинградками. В палаточном городке десятка два палаток, живут студенты со всего Союза. Кроме москвичей и ленинградцев большие группы из Новосибирска, Омска, Томска, Алма-Аты, Караганды, Тулы, Душанбе. И по одному – два со всех городов необъятной Родины.

– Скучно не будет! – успокаиваю я себя, и первый раз за эти суматошные дни после разлуки с Фёдором, теперь уже официальным моим женихом, осенью будет свадьба, мне легко и свободно. Тоска уходит.

– Аня, я помню твой роман в то лето. Но я Фёдору ничего не говорил, хранил тайну, -возвращает меня в настоящее обращение Виктора.

– Какой роман? – недоумеваю я.

Я не помню никакого романа, его просто не было. Была моя сумасшедшая тоска по Феде, слезы в подушку, ожидание писем и нелётная погода, телеграмма «почему молчишь?» и ответная «почему молчишь?», неделя без писем и следом шесть писем в один день.

– Какой роман, ты о чём? – спрашиваю я.

– Ну, помнишь, как мило вы танцевали? – отвечает Витя. Концентрируюсь на его словах и вспоминаю…

Если в Ленинграде белые ночи, то в Сибири – полубелые. Сумерки наступают поздно, ближе к двенадцати. Поэтому разнообразие русых, чёрных, рыжих, каштановых, и разных оттенков волос студентов, танцующих на танцплощадке, порядком позабавило меня. Пока я разглядывала вьетнамцев, арабов, негра, таджиков, туркмен и просто тех, кто попал в мое поле зрения, смеркалось. Полилась необыкновенная волнующая мелодия, танго. Это мелодия была до боли знакомая, в то же время неведомая и космическая для меня: это было наше с Фёдором танго. Чтобы не расплакаться, поворачиваюсь и ухожу, но на полпути меня догоняет парень, он просит потанцевать с ним. Его голос умоляющий, я не могу отказать. Мы выходим в круг и …я ничего не помню. Я чувствую рядом Фёдора, мы плывём, мы в неведомом пространстве, наши чувства объединяются, моя тоска уплывает через горы на Маму, к геологам, мне хорошо и спокойно. Партнёр не обнимает меня, не пытается целовать, не разговаривает. Его не интересует, кто я, откуда, как меня зовут, он живёт танцем, он растворяется в нём без остатка. Я понимаю, что он чувствует то же, что и я. Каким-то шестым чувством он уловил мою тоску, его любовь так же далека, как и моя, через меня и волнующую мелодию он там, рядом с любимой. Звучат последние аккорды, парень доводит меня до выхода, извиняется и уходит. И я ухожу, мне больше нечего делать на танцплощадке. И так каждый свободный мой вечер. Он ждёт меня, ждёт заветное танго, и мы танцуем. Ни одной реплики, ни одного лишнего слова, ни единого вопроса. Разрешите, спасибо, простите. Три слова и летящий необыкновенный танец помогают нам пережить месячную разлуку сумасшедшей любви, ему – к невесте, мне – к моему жениху.

– Ты абсолютно прав, – обращаюсь я к Виктору, – у меня действительно был роман. Я не хочу ничего объяснять ему.

– Анюта, ты строила первые дома на правом берегу Усть-Илимска! Ведь это уже история! – слышу я сплошные восклицания.

Моя история уносит меня в тайгу, вечерние сумерки.

– Господи, это что за явление? -вопрос сорокалетнего водителя панелевоза, только что прибывшего из Братска, обращён явно не ко мне, а к моим рабочим. Сначала я не обращаю на вопрос никакого внимания и требую накладную. Но шофер всё ещё в шоке, и я вдруг вижу себя его глазами. Темнота, тайга, стройплощадка, сварщики в масках и сварочных костюмах, крановщики на башенных кранах, монтажники на втором этаже закрепляют панели. Идёт монтаж дома. И вдруг на фоне этого чрезвычайно серьёзного момента откуда-то из темноты появляется девятнадцатилетнее воздушное существо, скорее подросток, чем девушка, в жёлтой элегантной кофточке, джинсах, ярко жёлтых носках и такого же цвета заколке в волнистых уложенных волосах. Место мое на танцплощадке, а не на стройплощадке. Мне смешно, я не могу удержать смех, а водитель просит воды и жадно пьёт, пока я осматриваю панели, принимаю, даю распоряжение на разгрузку и ставлю штамп в накладной.