Лин Роуз - Спаси себя сам

Поэтому я всегда молчу.

Наблюдаю со стороны за стаей горластых коршунов, охотящихся за местом у кафедры, и ясно понимаю, что не хочу оказаться в их числе.

Я прихожу домой и высказываюсь на бумаге.

Так я остаюсь уверенным, что никто меня не перекричит и не закроет мне рот на полуслове.

Так я остаюсь уверенным, что не обижу ни одну ничтожную личность в эпоху радикальной толерантности, когда права имеют все и не имеет никто.

Так я остаюсь уверенным, что могу посвятить целый день обдумыванию текста, а не заикаться в припадочном поиске синонимов к слову «хорошо».

Трусливо и самонадеянно.

Но мне плевать.

Спорить с Билли намного приятнее, чем с людьми.

Если Билли что-то и не нравится, он просто высыхает, без криков и словоблудия.

Билли, к слову, мой кактус.

Самый хороший мальчик на свете.

Почему мы не можем купить еще один кактус?

Потому что я не хочу

Но я-то хочу, Алан, он не займет много места

Нет, Рози, давай сначала с одним разберемся, а потом купим другой

Ты ужасно вредный человек

Ты узасно вледный целовек

Прекрати

Плеклати

Алан!

Ты просто обаяшка. Иди ко мне. Не переживай, купим мы тебе кактус, только чуть позже

Обещания. Кто их вообще придумал? Попытка оттянуть время. Но какова вероятность, что ты вообще выполнишь то, что пообещал? Какова вероятность, что ты действительно захочешь этого? Какова вероятность, что ты просто не бежишь от обязательств?

Я думаю об этом, глядя на черную кожаную обложку заказанного на «Амазон» толстенного дневника и нервно докуривая третью или четвертую сигарету.

You leapt from crumbling bridges watching cityscapes turn to dust…

Дым превратил мою спальню в убежище арабских кальянщиков и пропитал каждый атом дешевым табаком.

Filming helicopters crashing in the ocean from way above…

На самом деле, пропитывать особо нечего. Рабочий стол, стул, напольная вешалка и диван. Но воздуха мне все равно здесь не достает, даже когда я не курю.

Дневник лежит на столе передо мной в теплых пробирающихся сквозь тюль лучах солнца и, скорее всего, мечтает провалиться сквозь землю.

Я собираюсь написать в нем книгу.

Она прыгает мне на шею и восторженно целует все лицо, сжимая в объятиях так сильно, что я слышу хруст позвоночника. Она смотрит в самое сердце моих глаз и ласково шепчет, что гордится мной и каждым моим шагом

Самое нелепое, что я могу сделать, – написать книгу.

Самое нелепое, что я могу сделать, – не написать книгу.

Она шепчет: «я так сильно люблю тебя, что готова задушить!» Она хватает мою шею, приоткрывает рот и касается возбужденными губами моей щеки…

Вашу мать! Вытащите кто-нибудь ее из моей головы,

выкиньте,

потеряйте,

сожгите…

Какого хрена она от меня хочет?

Отчаяние сваливается как снег на голову, и все твои попытки спрятаться под вуалью смирения тоже, что дожидаться, пока сугробы растают и очистят дорогу.

С отчаянием надо бороться, надо сметать хлопья обратно на небо, иначе останешься погребенной заживо сибирской мумией.

Я соврал.

Мне нужна Рози.

Мне очень нужна Рози.

Мне так сильно нужна эта чертова Рози.

Я не успел сказать ей всего, что хотел.

Я всегда молчал.

Алан, – говорит она, – скажи что-нибудь

Я молчу

Алан, – повторяет она, – ну же, скажи что-нибудь, не молчи…

Я молчал.

Я молчу.

Я всегда буду молчать.

Я знаю только, что мне нужно написать книгу.

О ней. Обо мне. О Приятеле, о Саре и обо всем, что я чувствую.

Когда ты хочешь сделать что-нибудь необычное, ты не можешь внятно объяснить причину. Это просто приходит и все.

Как, например, владелец джаз-бара, наблюдая игру в бейсбол, вдруг понял, что может написать книгу, и сразу получил престижную японскую премию.

Или волонтер в хосписе, который искал новых друзей, стал посещать курсы писательского мастерства и через пару лет выпалил шедевр минимализма.

Ты не можешь объяснить то, что чувствуешь.

Ты просто чувствуешь и все.

И я чувствую, что это единственная возможность пронести нашу с ней любовь через века.

В среду бары практически пустуют. Нет ни очередей, ни левых людей. Я просто подхожу к охране, пожимаю руки как старым друзьям и прохожу внутрь.

Если посчитать, сколько денег человек тратит на коктейли за всю свою жизнь, то окажется, что он проебал однокомнатную квартиру в центре невзрачного города.

Но у каждого свои приоритеты. Кто-то проебывает деньги, а кто-то людей.

– Я тебе наливать не буду, – говорит мне бармен.

Омар. Тридцатипятилетний арабский мальчик, тусующийся в барах с рабочей визой в кармане.

– Почему?

– Шутки шутишь? Хочешь повторить то, что было в прошлый раз?

– Я не помню, что было в прошлый раз.

– Ты устроил переполох, и какая-то свора мужчин чуть не избила меня.

– А ты тут причем?

– Как? Ты им только повод дай избить араба, даже не задумаются.

Коктейли он готовит отменно. Вот только с головой проблемы, как в принципе у всех нас.

F42.0 Преимущественно навязчивые мысли или размышления о всемирном заговоре против арабов.

– Омар, людям плевать на вас, людям на всех плевать, налей мне лучше.

– Как обычно?

– Угу.

Пристанище одиночек, расползшихся по углам. Я наткнулся на этот бар совсем недавно. Теперь он скрашивает мои вечера, когда их не скрашивают друзья.

Все очень просто, дамы и господа. Не знаешь, куда деть свои мысли, тогда найди, куда деть себя.

Джин-тоник залпом проносится в желудок, и я требую второй. Третий, затем четвертый, пятый… И вот уже тяну какую-то брюнетку в туалет.

Музыка оглушает. Я ничего не слышу, только чувствую ее ласковые руки. Мы стягиваем друг с друга вещи, и я, наконец, нагибаю ее перед раковиной.

Сексуальное поведение выполняет огромный ряд функций. Но никто, почему-то, не говорит, что половой акт заглушает поток мыслей. Секс дает понять, существуешь ты или нет. Живой ты или нет. Психотропное лекарственное средство для больных депрессией. По идее улучшает настроение, уменьшает тоску, вялость, апатию, тревогу, беспокойство, раздражительность и эмоциональное напряжение, повышает психическую активность, нормализуют продолжительность сна и аппетит. Правда, я так и не нашел нужный мне рецепт.

Но пока она стоит на коленях, трудно определить хоть какой-либо рецепт.

Мне будет стыдно за это утром. Но утром я найду, чем занять себя. А пока можно и «повеселиться».

Когда я пробуждаюсь и начинаю осознавать действительность, она сидит у края кровати и нежно проводит рукой по моим ногам

Лежа на спине, я тянусь к ее кудрям, свисающим до самого пояса, и дергаю локон как пружинку. Рука с тряском падает на одеяло. Она ухмыляется и снова откидывает волосы с плеч. Ее ладонь раскрыта и выпрямлена как стручок