Натиг Расулзаде - Мой друг, Мика

Москва конца семидесятых прошлого века… До сих пор для меня это выражение странно звучит – прошлого века. Мое поколение привыкло называть прошлым веком девятнадцатый… Мы с ним зимним вечером шастаем по московским кафе на улице Горького, сейчас Тверская, ищем себе временных подружек на вечер… Мы веселы, полны оптимизма, полны хорошего, задорного, глуповатого настроения…

Я помню, когда будучи абитуриентами Литературного, мы с ним познакомились, первое, что я от него услышал:

– Я баб люблю, – сказал он мне с таким видом, будто открывал страшную тайну.

– Неужели?! – шутливо ужаснулся я.

Но этот примитивный юмор он понял, рассмеялся от души, я его поддержал. По ходу выяснилось, что это и была его главная цель поступления в московский институт. Что ж, особым тщеславием в то время он не страдал, не стремился стать первым на курсе, скорее наоборот – не хотел выделяться, чтобы его не беспокоили, и это у него получалось. Его простота, которая была порой хуже воровства понравилась мне чем-то, может потому, что сам я был не такой, был пижонистым, часто неестественным, вечно кого-то изображал, кем-то хотел притвориться и был переполнен распирающим честолюбием. Мы как бы дополняли друг друга. Он хорошо мог убалтывать девушек, легко сходился, знакомился, а я при нем, как бы дополняя его, стоял (или сидел) с серьезным видом, пытаясь тоже поддерживать пустой, непринужденный разговор, но часто и слова не мог из себя выжать, так и стоял (или ходил рядом), пытаясь изобразить хотя бы вымученную улыбку на своем мрачном лице, отпугивавшем девушек, которые поглядывая на меня, бог знает о чем могли подумать (еще заведут куда-нибудь, ограбят, изнасилуют, убьют!.. А-а-а! Помогите!..)

Может мы в те годы настолько сблизились, что он был моей половиной, лучшей половиной или худшей, неважно, но мы дополняли друг друга… Какой бы половиной он ни был, или я ни был, сейчас вдруг после многих лет, как мы не виделись, раздружились, вдруг стало мне ясно, что уйдя, он забрал с собой эту половинку, которой мне не хватает, как человеку, позабывшему свое детство, не хватает памяти и таланта вернуться в те годы.

Он не разделял моего стремления, пока я живу в этом огромном городе, мегаполисе – в одном из самых крупных городов мира, известного высочайшей культурой и искусством, в городе по численности населения превышающем республику, из которой я приехал – моего страстного желания повидать как можно больше (и в этом желание тоже было много тщеславия: вот поеду домой на каникулы, думал я, и буду рассказывать приятелям, что побывал в таком-то знаменитом театре, на такой-то гастролирующей выставке, на концерте известной оперной дивы), но мы с ним ходили по ресторанам и кафе, пили пиво в барах, менялись девчонками, и старались в паузах между институтскими делами и заботами как можно ярче прожигать жизнь.

Общежитие ему не нравилось, и он снимал то там, то здесь в разных районах города комнату, которую мы моментально превращали в дом свиданий, не считаясь с возражениями хозяев, и потому он недолго задерживался на таких квартирах. Я тоже не был в восторге от нашего общежития, хотя его вполне можно было бы назвать привилегированным по сравнению с другими студенческими общежитиями в те годы.

Когда пишутся подобные вещи, неизбежно и невольно происходит ретуширование прошлого, дополнение в ту или иную сторону реальности образа, порой, чтобы заострить событийность материала в угоду дотошному и капризному читателю, любителю детективных романов, порой просто профессионализм заставляет приглаживать прошлое, выпирающее своими острыми углами из стиля повествования, и еще много других причин, почему в художественном произведение ускользает от автора документальная точность. Не будем привередливы. Мне необходимо познать его, хоть и задним числом, но обязательно узнать, что это был за человек, как он изменился, что происходило в его голове, в его душе? Узнав это, я могу узнать многое о себе.

Однажды, через много лет после нашего знакомства и нашей дружбы, когда оба мы жили в своем родном городе и более или менее успешно продолжали заниматься делами, он вдруг непонятным образом выбился из обычной жизненной колеи, которая уже превращалась в рутину, достал где-то денег (сам он их, как и я, не очень умел зарабатывать), и поехал на Мальдивы, места отдыха и развлечений миллионеров, на которых он вовсе не был похож ни своими повадками, ни образом существования. Я узнал об этом от нашего общего знакомого, и надо сказать, немало удивился: он был уже отцом двух взрослых дочерей, и семья его нельзя было сказать, что жила безбедно и ни в чем не испытывала недостатка, напротив – испытывала, и множество проблем висело на нем, как на отце семейства: младшая дочь на выданье, жена часто хворает, сам фактически без работы… Но вот – сделал прорыв, забыл обо всем на свете, и решил, верно, недельку пожить так, как не доводилось ни разу до сих пор. Я поначалу недоумевал, потом узнав, что ради этой поездки он продал кое-какие ценности, оставшиеся от покойной матери, вместо того, чтобы на эти деньги решить хоть часть семейных проблем, в душе стал осуждать его (как можно быть таким безответственным?!), но потом, подумав, решил, что он поступил правильно, и нельзя быть таким как я бываю в большинстве случаев, нельзя постоянно наступать на горло своим желаниям, требовать от людей, чтобы всегда их поступки были конструктивными и понятными, направленными на благо других, других жизней, а не своей…

Но все же я и все окружающие моего бывшего друга восприняли этот его поступок как нечто абсолютно неадекватное, противное его сути, его правилам и привычкам, все было перевернуто и разрушено в издавна сложившемся представление о нем. И мне это понравилось, разрушать время от времени и возводить новый образ было необходимо, чтобы жить дальше, зная, что и эта неожиданная черта в тебе есть, и он это сделал. Не знаю, что происходило в его семье после, только он как-то временно притих, как-то съежился…

Он был женат на своей двоюродной сестре. Девушка по возрасту уже была близка к той черте, когда могла превратиться в старую деву, но тут мать моего друга и мать девушки одновременно взяли за бока его, запоздавшего с женитьбой, загулявшего сверх положенного срока парнишку и стали активно уговаривать жениться на сестре.

– Как можно жениться на сестре?! – негодовал он. – Кто женится на сестрах, сестрах?! – у него была такая привычка: когда он волновался то некоторые слова повторял дважды, впрочем, когда не волновался тоже повторял.

– На двоюродной, двоюродной, – с двух сторон, напоминая, раздавались убеждающие голоса женщин. – Посмотри вокруг, все так делают, на двоюродных можно.