Александр Кауфман - Небылицы

Линда, на клумбе, что мы строили с тобой из обточенных прибоем гладких камней, зацвели твои любимые астры. Сейчас, как закончу это письмо, я встану из-за стола, нарву букет и пройду сотню метров по тропинке, что стала с недавних пор моим излюбленным и ненавидимым маршрутом. Подойду к холмику, где лежишь ты, и положу туда цветы. Я уверен, что они пришлись бы тебе по вкусу. Вчера после дождя они пахли очень терпко и пряно – так, как тебе всегда нравилось.

С любовью. Твой Александер.

Был он весь какой-то нескладный, неправильный. Высокий, не худой и не толстый, не сильный, но и не слабак. Никогда не знал, куда деть длинные руки и ноги, постоянно задевал и ронял вещи, спотыкался на ровном месте, торчал во все стороны сразу и занимал слишком много места в пространстве. Мужики даже имя его толком не запомнили – то ли Григорий, то ли Георгий, а некоторые так вообще считали его Геннадием. Прозвали просто Дылдой – но беззлобно, шуточно. Юморили, конечно, иногда устраивая розыгрыши, но на Севере скучно, и вряд ли кто-то мог всерьёз укорять их за это.

– Эй, Дылда! – вопрошал Дядя Саша, обветренный и матёрый работяга, батрачивший на Севере уже много сезонов. – Подай-ка мне чашку, будь другом.

Дылда тянулся за чашкой, задевал кое-как прикрученную полку, и металлическая посуда с грохотом обрушивалась под всеобщие смешки. Дылда краснел, бормотал извинения, торопливо собирал посуду, безуспешно пытался поправить полку. Его дружески похлопывали по плечу, шутейно ободряли, советовали следить за руками – а также локтями, коленями и прочими выступающими частями тела.

Впрочем, Дылда не обижался. Из-за неуклюжести ему прощалось многое, за что другим вычли бы из зарплаты. Сломанные лопаты, потерянные инструменты, разбитые бутылки и даже одна помятая машина – Бригадир разводил руками, потом ими же укоризненно махал и делил штраф на всю бригаду. Люди не возражали, лишь бурчали недовольно, а Дылда вновь натужно краснел и сбивчиво просил прощения.

Откуда и зачем он взялся, никто толком не помнил. Просто пришёл как-то в вагончик, спросил Бригадира и вызвался помогать. Бригадир, оценив рост и кажущуюся силу Дылды, сначала обрадовался и повёл того в контору, оформляться. Ошибку он осознал уже после, однако на Севере не принято отказываться от своих, и Дылда остался. Работал он старательно, хотя старание это часто заканчивалось провалом.

Кажется, была там какая-то трагическая история любви и предательства, от которой Дылда сбежал, променяв комфорт Большого Города на суровые северные испытания. Может, хотел доказать, или укорить своим поступком, или просто скрыться от проблем там, где всё ясно и просто. Однажды, неумело напившись дешёвой вонючей водки, под нехитрый аккомпанемент быстрой и вредной лапши, Дылда принялся слюняво рассказывать, вспоминая имена, фамилии, топографические названия и щекотливые ситуации, грозил кому-то невидимому кулачищем, после чего храпливо заснул, скрипя пружинами и периодически бормоча невразумительное. На следующее утро он ходил мрачнее тучи, на расспросы почти не отвечал, и больше старался не пить сверх необходимого.

***

– Эй, Дылда! – Бригадир подошёл к парню, хлопнул того по плечу. – Собирайся. Поедешь с Кефиром и Васькой. Платят по две штуки за выезд.

– Хорошо, – кивнул Дылда, – чего делать-то надо?

– От мясокомбината заказ. Надо съездить к местным, забрать оленя. Они позавчера били оленя, привезти надо. Будешь грузить помогать. В разговор только не лезь, местные обидчивые. Кефир с ними умеет уже.

Дылда молча кивнул, торопливо спрятал в поясную сумку перочинный нож и фигурку, которую неумело вырезал из куска дерева. Бригадир уже давно заметил, что Дылда пытается учиться у Дяди Саши, который в этом деле был признанным мастером, но с расспросами не лез – на Севере каждый коротает время по-своему.

Погрузились в раздолбанный тентованный «Урал», который был общим на несколько бригад. Когда-то давным-давно его купили вскладчину, и теперь обслуживали, как умели, скидывались на топливо и масло, периодически гоняя натруженную машину по своим делам. Аборигены бурчали в том смысле, что огромные чёрные шины вспарывают тонкую шкуру тундры, приплетали языческие поверья, а однажды в лагере даже объявился очкастый эколог, бормотавший об уникальной флоре и страдающей фауне. Эколога бить не стали – рабочий люд всегда привечал юродивых – напоили водкой, вручили в подарок добротный кусок вяленого мяса и пару рыбин, да и отправили с богом обратно.

Кефир, сняв с плеча карабин и закинув его за сиденье, сидел за рулём, а Дылда и Васька тряслись в промозглом кузове. В кабине было место ещё для одного, но Дылда сам забрался в кузов, а Васька не стал его бросать. Наматывая на колёса километры бескрайних просторов, «Урал» тяжко, словно огромное сильное животное, полз к своей цели – весьма условной точке на карте, где их ждали «местные» – кочевые оленеводы; в их чумах сюрреалистично сочетались лежанки из шкур, примитивные очаги и ноутбуки со спутниковым интернетом. Зажиточный оленевод за сезон мог заработать в несколько раз больше, чем вся бригада Дылды; детей они отправляли учиться в города; время частенько коротали за онлайн-казино.

– Знаешь, что в их чумах сорок две палки? – Васька любил поговорить, но размеренная дремотная дорога накладывала на разговор свой отпечаток: от реплики до реплики могло пройти несколько минут.

– Я читал, что может быть до пятидесяти, в зависимости от размера, – покачал коротко остриженной головой Дылда. Он смотрел через откинутый тент назад, туда, где расстилалась бескрайняя тундра.

– А мне больше нравится, что сорок две, – Васька закурил, выпустил наружу сизый дым. – Я книжку читал, в ней это было число гармонии или чего-то такого. Фантастическую. Про звёзды там было, я уж не помню толком. Но число запомнил – сорок два. Вот мне и нравится, что там это было число гармонии, и у местных тоже в чумах сорок две палки.

– Ну, пусть будет сорок две, – согласился Дылда, – мне как-то всё равно.

– Да тебе всё всё равно, – хохотнул Васька. – Ты вообще хоть думаешь о природе, о жизни?

– Иногда думаю, – уклончиво ответил Дылда.

– Знаешь, как я считаю? – Васька наклонился ниже, заговорщицки подмигнул. Он был довольно образованным парнем, много читал, но в его причудливой голове порой рождались престранные мысли. – Я считаю, что наша цивилизация подошла к концу. Вот. Космос мы освоили? Не освоили. Бессмертие открыли? Не открыли. Болезни вылечили? Нет! Фильм про матрицу смотрел?

– Смотрел, – кивнул Дылда, – мне он нравится. Актёр хороший.

– Во! – многозначительно поднял палец Васька. – Там наше будущее и показано! Только никакие роботы нас порабощать не будут, ясно? Сами в капсулы ляжем. Подключат нас к виртуальности, и будем там тихонечко лежать, бродить в своей голове по воображаемым мирам. Сначала будем помнить, кто мы есть, но скоро совсем забудем. А богачи станут для нас придумывать новые программы, лишь бы мы землю не засоряли, а сами будут деньги считать, природой любоваться, есть нормальную еду. Мы же станем рыцарями, космопиратами, кем только захотим! Но не по-настоящему. Вот как я думаю.