Н. Ланг - Догхантер

Хотя это ложь – меня занимали совсем другие мысли.

– Работать не пробовал? – съязвил Дима.

– Тебе известно, что для обладателей айфонов в аду приготовлены отдельные апартаменты? – поинтересовался я и в шутку ударил Насоса кулаком по плечу, но он ничего не ответил.

Усмехнувшись, Тухлый завёл двигатель, и мы оставили место преступления позади. На высокой скорости старый автомобиль пересекал запутанные переулки тесного городка. Мимо мелькали серые здания, идентичные как близнецы, глыбой нависавшие над растрескавшимися тротуарами. Город С. отличался скудной архитектурой и отсутствием достопримечательностей. Заурядная тоскливая глубинка, откуда хочется вырваться. И вдруг среди мрачных небес мелькнула радуга. Мир заискрился яркими красками.

– Стой! Я выйду здесь! – вскрикнул я, и Тухлый нажал на педаль тормоза.

– Ты свихнулся? – возмутился он, но я уже выбрался из машины, оставив вопрос риторическим.

Что же это за наваждение? Кого я вижу? Виктория! Она часто ходила пешком, даже в дождливую погоду. Мерный стук каблучков разносился по полупустой улице. Тёплый осенний ветер развевал пшеничные локоны. Голубые глаза с интересом изучали редких прохожих. Она погружена в мечты. Я не забыл её, несмотря на то, что после окончания школы прошло больше трёх лет. Мы сидели за одной партой, начиная с первого класса и заканчивая выпускными экзаменами. С ней даже в буре подростковых эмоций я находил покой. Она тот огонёк, что освещал путь. Я помню каждую черту её облика: блестящие глаза с озорными искорками; чётко очерченные алые губы, которые казались красочным пятном на бледном лице; веснушки на вздёрнутом носе дополняли портрет. Волосы она перевязывала на затылке шёлковой лентой. Эта лента, всегда синего цвета, сводила меня с ума. Даже после выпускного бала воспоминания о вещице будоражили моё сознание.

Виктория – победоносная. Она любила побеждать во всём: в учёбе; в соревнованиях по лыжным гонкам и на олимпиадах по математике. Сейчас она лучшая среди сокурсников. Вика – само совершенство, слишком красива, и её легко полюбить. И я, разумеется, знал, что она никогда не будет принадлежать мне. По крайней мере, добровольно.

Я догнал девушку у поворота. Она улыбнулась, однако посмотрев на меня, помрачнела. В её зрачках я заметил своё маленькое отражение. Она словно видела насквозь мою душу.

А ведь я любил Вику. Любовь похожа на взрыв сверхновой звезды. Она ослепительно вспыхивает и светит долго, сгорая дотла. И я горел, хотя свет надежды на взаимное чувство уже почти погас.

– Вика, Вика, Виктория, – пропел я мотив старой песни.

– Здравствуй, Никита! – произнесла она и улыбнулась.

Показалось, даже хотела обнять, однако радость встречи быстро сменилась недоумением на красивом лице.

– Что это? Кровь? – нахмурив тонкие брови, спросила Вика.

– Я убил пару врагов по дороге домой, – пожав плечами, отвечал я.

– Ничего другого я и не ожидала услышать, – она окинула меня презрительным взглядом.

– Не бойся, я резал салат. Помидорка лопнула прямо в руках.

– Ты плохой лгун. Что вы сделали? Опять собаки? А кто дальше – бомжи? – она поглядела на меня с неприязнью.

– Мы – санитары города, – высокомерно заявил я.

– Вы – живодёры, – процедила она сквозь зубы.

– Возможно, я изменю свою жизнь, если ты согласишься пойти со мной на свидание.

– Вряд ли. У меня на этой неделе важный семинар и мне нужно к нему подготовиться, – она бросила эти слова, обернувшись через плечо, и ускорила шаг. Я схватил её запястье и рывком развернул к себе.

– Не торопись, – я прижал Викторию к стене и провёл пальцем по нежной щеке, затем ладонь скользнула ниже и остановилась на груди. На секунду в её глазах промелькнул страх, и она резко оттолкнула меня.

– Так ты согласна сходить со мной на премьеру "Мстителей"? – спросил я, приблизившись.

Ничего не ответив, она ушла. Молчание слишком пренебрежительный ответ.

– Разберусь с тобой позже, – прошипел я и долго смотрел ей вслед, ощущая запах духов. Она всегда приятно пахла ванилью и клубникой. А от меня за километр несло смертью и жестокостью.

Говорят, что в человеке сосуществуют тёмное и светлое начало. Два зверя – добрый и злой. Я плохо кормил доброго, и обильного питал злого. И с каждым днём злой зверь во мне всё свирепее и скоро он возьмёт верх. И кто станет его очередной жертвой?

Домой я пришёл в скверном расположении духа. Сбросил куртку, перепачканную в крови, и положил на маленькую лавочку, стоявшую в прихожей. Квартира была неприбранной, чувствовалось отсутствие женской руки. Небольшая двухкомнатная квартирка походила на берлогу одиноких медведей, которые оказались излишне неповоротливыми, чтобы убираться чаще раза в месяц. Старая мебель и не стиранные тяжёлые шторы, покрытые пылью, придавали комнатам унылый вид. Вещи из шкафов жили непонятной жизнью и оказывались в самых неожиданных местах, в самый неподходящий момент. Пожалуй, если кто-то назовёт меня неряшливым, я охотно соглашусь с этим определением.

Папа, Николай Сергеевич Баринов, ещё не вернулся с завода, что чрезвычайно порадовало меня. В последние месяцы, да что там годы мы с натугой находили общий язык. Отец много трудился, чтобы обеспечить нам сносное существование. Я же в свои двадцать сменил множество мест работы и нигде не задерживался дольше месяца. Вот и сейчас настал один из тех безработных периодов моей биографии, который медленно погружал меня в пучину тоски.

Я посмотрел в зеркало. Лицо испещрено кровавыми крапинками. Карие глаза хищно блестели из-под широких чёрных бровей. Тонкие губы, выдавали жёсткий нрав. Мужественный греческий профиль делал меня практически Богом. Я высок, статен и хорош собой. Моя внешность обычно привлекала девушек. Разных. Но только не Викторию. Мне иногда казалось, что она игнорирует меня. Я не понимал, почему могу кому-то не нравиться, ведь я идеален.

Скинув испорченные собачьей кровью джинсы и пропахшую потом футболку, я встал под душ. Холодная вода остудила взбудораженные чувства. После, завернувшись в полотенце, я пил кофе и думал. Сколько же власти заключено в прекрасных голубых глазах Виктории. Раньше она видела нечто хорошее во мне, а теперь… Должно быть, разочаровалась. Или же ищет себе принца, чтобы он исполнял любое её желание. Я ничего не мог дать ей, кроме собственного сердца.

Вика всегда дарила мне вдохновение, поэтому перекусив, я прошёлся по комнатам, в которых царил кавардак и отправился в свою "берлогу". Моя комната действительно напоминала логово ленивого медведя. Одежда, вывернутая из ящиков, валялась в беспорядке на полу, который я не пылесосил, наверное, месяц. Напротив шкафа, на стене, окрашенной в спокойный синий цвет, пылилась гитара. Пыль смело обосновалась на гардинах. На дряхлой тумбочке телевизор устаревшей модели, давно сломанный, стал привычной деталью интерьера и надёжным прибежищем всё той же вездесущей пыли.