Наида Баширова - Начать сначала

– Не знаю, – пожала я плечами. Уловив его недоверчивый взгляд, я повторила: – Я действительно не знаю. Я видела этих людей впервые.

– Вы можете назвать свое полное имя?

Я назвала вымышленную фамилию, под которой здесь жила. Впрочем, фамилия была не совсем вымышленной. Она принадлежала моей однокласснице, которая после окончания школы уехала в другой областной центр, и звали ее тоже Тина.

– Откуда вы приехали?

Я назвала город, в котором ныне жила моя одноклассница.

– Что вы здесь делаете? – продолжал он меня допрашивать.

– Просто живу, пишу картины.

– Почему вы не хотите показать свое лицо?

– Оно вам все равно ничего не скажет. Повторяю: мы никогда прежде не встречались.

– Тем не менее, я прошу вас снять очки. И эту нелепую вязаную шапочку с вашей головы тоже.

– Если я скажу «нет», вы заставите меня силой сделать это?

– Нет, я не хочу быть с вами груб. Все-таки вы спасли мне жизнь.

– Вы это все-таки признаете? – поневоле в моем тоне прозвучали торжествующие нотки.

– Признаю. – Он откинулся на спинку кресла, закинул ногу на ногу и барским тоном произнес: – Можете просить меня о чем угодно.

Я бы с удовольствием врезала ему в челюсть, чтобы убрать с его лица снисходительную улыбку, но по понятным причинам не стала этого делать.

– Константин Петрович, мне от вас ничего не нужно. Я вам уже это говорила, – металлическим тоном произнесла я.

– Не торопитесь. Подумайте еще раз. В моих силах сделать очень многое.

– Единственное, о чем я прошу, – отпустить меня. И пусть ваши люди меня больше не беспокоят.

– Если бы не мой человек, – справедливо возразил он, – вас похитили бы, а может, и убили.

– В таком случае мы квиты. Вы ничем не обязаны мне, я – вам. Отпустите меня.

– Хорошо, – неожиданно согласился он. – Только сейчас уже поздно, а до города долго добираться. Переночуйте здесь, а завтра можете поехать к себе. Вас отвезут.

Подумав с минуту, я согласилась.

– Ладно, так уж быть, останусь на ночь. Но утром… Утром я действительно смогу отправиться к себе? – все еще не веря, что он так просто меня отпустит, спросила я.

– Даю честное слово, – улыбнулся он и, взглянув на часы, сказал: – Через двадцать минут ужин. Буду рад, если вы составите мне компанию.

– Спасибо, – вежливо отказалась я, – но я хотела бы поужинать здесь, в комнате.

– Как хотите. – Он был откровенно огорчен моим отказом, но ему ничего не оставалось, как пожелать мне спокойной ночи и удалиться.

Ужин был превосходен. Блюда либо заказывали в итальянском ресторане, либо поваром у Константина Петровича был настоящий итальянец. Я отдала должное и запеканке с курицей и кабачками, и фрикаделькам в томатном соусе, и свиным отбивным с яблоками. На десерт был цитрусовый кекс. Такую трапезу следовало разделить с кем-нибудь, но я сама решила ужинать в одиночестве, так что могла пенять только на себя.

До утра меня больше не беспокоили. Проснулась я в половине седьмого. За окном только начинало светать. Дверь оказалась не заперта, и я спустилась вниз, где в столовой за большим круглым столом уже завтракал Константин Петрович.

– А вы ранняя пташка, – сказала я, пожелав ему доброго утра и садясь за стол.

– Вы тоже, – констатировал он. – Или вам не спалось?

– Да нет, спалось прекрасно, – соврала я. Хорошо, что он не мог видеть моих глаз. Я снова нацепила очки, несмотря на дождливое утро за окном.

Завтрак прошел в молчании. Мне не хотелось разговаривать. Константину Петровичу, видимо, тоже. Только перед самым уходом он протянул мне свою визитную карточку.

– Если понадобится, звоните. Всегда буду рад вам услужить.

Я пробормотала в ответ что-то нечленораздельное, взглянула одним глазком на визитку – Романов, его фамилия Романов – и засунула ее в карман потертых джинсов.

Константин Петрович сдержал обещание. Через два часа я стояла у порога своей квартиры. Дверь была чуть приоткрыта, и я насторожилась. Вряд ли пришли хозяева квартиры. Катя с Игорем всегда заранее предупреждали о своих визитах, да и срок платежа за квартиру еще не наступил. Я долго решала, входить или повременить, потом, рассудив, что если бы меня внутри ждали, то не оставили бы дверь приоткрытой, вошла и остановилась как вкопанная. Все в квартире было перевернуто верх дном, не осталось ни одного «живого» места. Кто-то явно порезвился вволю. В единственной комнате не осталось ни одного целого предмета. Все было разбито, перепачкано, истоптано, изорвано. Мебель поломана, ящики выпотрошены, цветы, которые я исправно поливала, выворочены из горшков. Из выпотрошенного дивана торчали пружины, обои со стен были содраны, даже паркетный пол вскрыт. Кухня и ванная комната выглядели не лучше. Посуда перебита, даже ложки и вилки погнуты! У холодильника, занимавшего весь простенок, в середине зияла огромная вмятина, как будто по нему ударили молотом. Всю еду из него вывалили на пол и засыпали землей из цветочных горшков. Раковина и унитаз были сломаны, кафель в ванной залит густой коричневой краской, а разбитое вдребезги зеркало валялось на полу.

Мне хотелось кричать и топать ногами, но так как толку от этого было мало, я просто сползла по стене на пол, уткнулась лицом в колени и все-таки, не выдержав, разревелась. Что теперь делать? Что я скажу Кругловым? Как смогу рассчитаться с ними? Деньги, спрятанные в кухонном шкафу в баночке из-под соли, исчезли, а написанные мною картины валялись на полу, изрезанные на тонкие полоски. Хорошо хоть паспорт был у меня с собой. Представляю, что было бы, попади он в руки тех, кто учинил этот погром. Кстати, а кто это сделал? Люди Романова? Не потому ли вчера он был так покладист, что хорошо знал, что сегодня предстанет моим глазам? Я почувствовала, как ярость медленно, но верно овладевает мной. Если это сделал он, ему не поздоровится. Я вскочила на ноги, достала из кармана визитку, которую два часа назад дал мне Константин Петрович, и покинула квартиру, по которой словно Мамай прошелся.

Такси подкатило, как только я выбралась из дома и пересекла тротуар. Я назвала водителю адрес, по которому находилась компания, которой владел Романов, и через двадцать пять минут мы подъезжали к трехэтажному особняку, построенному, судя по фасаду, в начале девятнадцатого века. Внутри тоже все напоминало времена, когда дамы ходили в длинных до пят роскошных платьях под руку с расфуфыренными кавалерами. Попасть к Константину Петровичу оказалось делом нелегким, и это меня еще больше распалило, так что когда я наконец очутилась в приемной, все во мне клокотало от ярости. Кинув мимолетный взгляд на секретаршу, длинноногую красавицу в обтягивающей коротенькой юбке и в туфельках на высоченных каблуках, я почти бегом направилась к двери, с шумом распахнула ее во всю ширь и ворвалась в кабинет. Романов восседал во главе овального стола, за которым, кроме него, сидело не менее дюжины человек. Кажется, он проводил совещание, но присутствие других людей ничуть меня не смутило.