Наида Баширова - Начать сначала

– Ничего, подождут, – буркнул он.

Рука с мобильником опустилась.

– Иди сюда! – попросил – нет, потребовал он.

Завороженная его взглядом и властным голосом, я успела сделать два шага по направлению к нему, как вдруг за спиной раздался взрыв чудовищной силы. Я попыталась обернуться, но в следующую секунду взрывной волной меня подхватило и швырнуло на три метра, не меньше. Кажется, на какой-то миг я потеряла сознание, а когда открыла глаза, увидела склоненное над собой лицо Марка. Оно было немного бледным, но нисколько не встревоженным.

– Как ты? Жива? – одними губами спросил он и уже громче поинтересовался: – Ты сможешь самостоятельно встать и идти?

Я пошевелила пальцами рук и ног. Кажется, все цело. Я с трудом поднялась, опираясь на руку Марка, оглянулась и в ужасе застыла. Там, где минуту назад стоял наш автобус, бушевало пламя. Горели и несколько легковушек и большегрузных машин, припаркованных рядом. Со всех сторон слышались стоны, крики, кто-то звал на помощь.

– Что случилось? – выдохнула я, ничего не понимая.

– Автобус взорвался, – спокойно объяснил Марк. Совсем близко я увидела его глаза, они ничего не выражали, совсем ничего.

– Нужно идти, спасать людей. – Я было рванула туда, где бушевало пламя, но он удержал меня за руку.

– Не глупи: в этом огне никто не выживет.

– То есть как никто? – пошевелила я губами. – А Сима? – при всем раздражении, которое она у меня вызывала, я не хотела, чтобы она пострадала.

– Нет больше Симы. Никого нет. – Марк схватил меня за плечи, встряхнул, пытаясь привести в чувство. – Надо бежать отсюда, пока не прибыла полиция.

Я ничего не соображала, думая только о том, что людей, с которыми я ехала в одном автобусе почти сутки, нет в живых.

– Мы единственные, кто остался жив, – быстро проговорил он. – Ты представляешь, сколько вопросов будет к нам? Еще подозревать начнут. Так что лучше сматываться отсюда поскорее, пока никто не обратил на нас внимания.

Заграбастав мою руку, он почти силой поволок меня к трассе. Здесь уже выстроилась целая вереница автомобилей. Водители останавливались, выходили из своих машин и заворожено смотрели на пламя, пожиравшее все вокруг.

– Через несколько минут здесь будет полным-полно полицейских и пожарных, – услышала я голос Марка. – Лучше, если никто не узнает, что мы тоже ехали этим автобусом, иначе проблем не оберешься.

Я пыталась возразить, но он взглядом потребовал, чтобы я молчала. Не выпуская моей руки, он шел вперед, пока не остановился возле трех мужчин, громко обсуждавших происшедшее.

– Я еще издали услышал взрыв, – сказал один. – Громыхнуло так, что уши заложило.

– Интересно, кто-нибудь выжил? – спросил другой, пристально вглядываясь в то, что происходило в нескольких десятках метров от него. – Хотелось бы думать, что да.

– Да кто выживет в таком огне?! – возразил третий. Увидев нас, он живо поинтересовался: – Вы видели что-нибудь?

– Нет, – покачал головой Марк. – Мы тоже, как и вы, проезжали мимо. Остановились, услышав взрыв. Моя девушка до сих пор не может прийти в себя. Она просто в шоке. – Он кивнул на меня.

– Неудивительно. Интересно, сколько человек погибло? Автобус был пуст или заполнен людьми?

Вопрос был риторический, но мужчина говорил, глядя на меня, и я уже собиралась ответить, что в автобусе не было ни одного свободного места, когда Марк наступил мне на ногу, заставив тихо вскрикнуть от боли.

– Будем надеяться, что там никого не было и никто не пострадал, – сказал он, обнял меня за плечи и заботливо произнес: – Да ты вся дрожишь, милая. Нам лучше уйти отсюда. Это зрелище не для женских глаз. Тем более не для такой впечатлительной девушки, как ты.

– Да уж, – проворчал один из зевак, – зрелище не для слабонервных. Мы тоже сейчас двинемся дальше. Кажется, наша помощь не потребуется. Здесь уже никому не поможешь.

Я покорно шла рядом с Марком, все еще во власти случившегося. Возле серой «девятки», примостившейся у обочины, мой спутник остановился, открыл дверцу и втолкнул меня внутрь.

– Чья это машина? – додумалась спросить я.

– Какой-то дурак бросил ее посреди дороги, а сам, наверное, побежал смотреть на полыхающий автобус.

– Мы что, угоняем ее? – вытаращила я глаза.

– Ага, – спокойно кивнул он, словно в его действиях не было ничего необычного и он проделывал такое сотни раз. – Ключ в зажигании, грех не воспользоваться этим.

Через час мы были далеко от места происшествия. Я медленно, но верно приходила в себя. Голова постепенно прояснилась, и тут же возникли вопросы, на которые я хотела немедленно получить ответы.

– Куда мы направляемся? – это первые слова, которые я произнесла за прошедший час.

– В какой-нибудь городок, где нас не найдут.

– А нас будут искать?

– Не думаю. Для всех мы мертвы – так же, как и другие пассажиры автобуса.

– Я тоже?

– Ты тоже.

– Но мой муж, мои родные должны знать, что я жива.

– А ты хочешь, чтобы они знали? – Он обернулся и пристально посмотрел на меня.

– Что ты хочешь этим сказать? – не сразу отреагировала я.

– Что у тебя есть уникальная возможность начать жизнь с чистого листа. Никто не знает, что ты жива, никто не будет тебя искать. Ты можешь начать все сначала.

– А с чего ты взял, что я хочу изменить свою жизнь? – вскинула я голову.

– Я не слепой. И я видел, что ты несчастна.

– Ты ничего обо мне не знаешь.

Он засмеялся и покачал головой.

– Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: тебе не нравится жизнь, которую ты ведешь, и люди, которые тебя окружают. Теперь ты можешь все изменить.

– Мои родные… – Я закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья. – Я не хочу причинить им горе.

– Весомый аргумент. Но ты хотя бы попробуй, возможно, такого шанса у тебя больше никогда не будет.

– Змей-искуситель. – Я открыла глаза и зло посмотрела на него.

– Так и есть, – хмыкнул он, повернул голову и весело взглянул на меня.

Я молча отвернулась и услышала язвительное:

– Ну, хорошо, отправляйся к нелюбимому мужу и живи так, как жила до сих пор. – Он помолчал, а когда заговорил снова, его голос был мягок и вкрадчив: – Возвращайся – и всю жизнь будешь задаваться вопросом, а как бы оно было, если бы тебя сочли погибшей.

– Змей-искуситель, – повторила я и снова закрыла глаза.

Искушение было велико. Мне давно хотелось вырваться из тех невидимых глазу цепей, в которые меня заковали люди, якобы желавшие мне добра. Мне опостылела моя жизнь, мне опостылели люди, окружавшие меня. Но больше всего мне опостылел мой муж. В Стасе меня раздражало все: как он ест, как пьет, как двигается, как говорит. Я с трудом выносила его прикосновения, ласки. Я готова была орать во все горло от отвращения, когда он дотрагивался до меня, и иногда действительно громко кричала. Я кричала от отвращения, а он думал – от страсти, и я могла только удивляться тому, что при всей своей проницательности он не догадывается о том, как я его ненавижу. Я хотела уйти от него и однажды прямо заявила ему об этом. Стас долго не мог понять, о чем я говорю – ему и в голову не приходило, что я захочу его бросить, а, поняв, рассвирепел так, что я подумала: пришел мой последний час, сейчас он меня убьет. Он так и заявил: «Скорее я убью тебя, чем позволю уйти». Позже, поразмыслив над моими словами, он пришел к выводу, что я не просто хочу уйти, а уйти к другому. Целый месяц он выпытывал у меня, кто тот человек, из-за которого я хочу его оставить. Мне с трудом удалось убедить его, что такого человека не существует. Кажется, он так мне до конца не поверил. Меня и так донельзя опекали, а тут вообще спасу не стало. Долгое время мне не разрешалось даже за порог дома выходить. Если муж и брал меня куда-то с собой, то следил за каждым изменением в выражении моего лица, на кого и как я смотрю, что и кому говорю. Дошло до того, что я вообще перестала открывать рот и, находясь в обществе, сидела, либо уставившись в тарелку перед собой, либо рассеянно глядя в окно. Муженек успокоился только через полгода. Я больше не заикалась о своем желании уйти, уверенная, что он из-под земли меня достанет и выполнит свою угрозу – убьет не поморщившись. А теперь у меня была возможность без потерь уйти от него. Впрочем, потери были. Моя мама и сестры будут думать, что я мертва. Будут ли они страдать от этой мысли? Сестры откровенно мне завидовали. Они не были красивы, как я, и свое замужество, в отличие от моего, удачным не считали. Узнав, что я мертва, они, возможно, и всплакнут, но долго горевать не будут. А мама? С рождением каждого последующего ребенка она теряла часть здоровья, так что особой радости мы, дети, в ее жизнь не привнесли. К сорока пяти годам ее здоровье окончательно пошатнулось. Из нее словно выжали все жизненные соки, и теперь ее ничто не занимало: ни ее муж, ни дети, ни внуки, ни она сама. Она словно оцепенела, равнодушно взирая на происходящее вокруг и не желая в нем участвовать. Если моя смерть и выведет ее из оцепенения, то только на короткое время. Отец последнее время много пил, так что наверняка найдет утешение на дне бутылки. Что касается родственников мужа, то для них я по-прежнему, даже спустя много лет, оставалась чужой. Долго оплакивать меня они не станут. Скорее почувствуют облегчение и возьмутся еще больше опекать моего сына, который как две капли похож на своего отца. Станет ли Данила тосковать по маме? Приходилось признать: мой сыночек больше привязан к бабушке, чем ко мне. О муже думать не хотелось. Главное – чтобы он поверил, что меня нет в живых. Я поймала себя на мысли, что согласилась отринуть прошлое и начать новую жизнь, где не будет людей, которые так много значили в моей прошлой жизни и которые «меня истерзали и сделали смерти бледней – одни своей любовью, другие – враждой своей». Почему-то на память пришли стихи Гейне, и я медленно, безо всякого выражения прочитала их вслух.