Татьяна Летнева - Ночью все кошки черны

Растянулись мгновения в годы, в молчаливое, тягучее время, утонули в подробностях бесконечных забот именами, незабытые дни и судьбы листая. Помните? Тополя мне шепнули, что помнят … Только мало кто слышит или отважится тихо спросить … И сколько осталось ещё их в Москве? Душой детства и юности вспоминала … Прочь не бежала, детством летала …

Помню, как однажды заглянула к ним в дом, подружку искала – Машу, чтобы с ней поиграть во дворе, мама её сидела на середине кровати одна и, обхватив руками обрубки несуществующих ног, качалась из стороны в сторону и стонала… Слёзы текли по обеим её щекам. Обнажённая правдой картинка.

Я же видела её каждый день идущей из дома, уверенно, но жёстко и тяжело припадающей всем телом на искусственные ноги, балансирующую, казалось, слегка, как канатоходец, но стойко, героически шагающей на протезах, и скрип этих протезов при каждом её шаге как будто рассказывал, напоминал неприятными, скрипучими звуками о её нерассказанном горе… Как такое забыть? Её молчание и на людях удивляло не меньше, чем страдание, которое прятала как только могла. Главное, что их девочка была с ногами, да ещё с какими! Танцевала и пела: «Эх, лапти мои, лапоточки мои, вы недаром сплетены и на радость мне даны!» Машенька, красавица Машенька!

Или вот… тоже однажды, дядя Коля лежал на диване, и, когда я вошла и спросила о Машеньке, он резко и решительно потянулся ко мне, поскольку был только один, но отсутствие ног ему очень мешало… Неловкость испытали мы оба. Он так смотрел на меня, что по спине побежали мурашки, тогда я ещё не могла понять отчего, но липкое чувство неприятия пронзило меня и напугало… Странно и настойчиво просил он подойти ближе, ещё ближе … Я, ещё ребенок, почувствовала запретное и сладостно-жуткое, исходящее от него, до головокружения… Только теперь понимаю, что это могло быть… Я резко повернулась и убежала. Это голое чувство страха и неизвестности до сих пор ярко во мне.

Вот такие странные памятные закладки… Позже мне рассказали: Николай загулял, разошёлся с женой, и судьбу маленькой Маши не узнать мне теперь … Почему им любви не хватило? Люди мешали? Или судьба? Как жестокосердечна, безжалостна жизнь. И как мало мы знаем каждый сам о себе и тем более – о других …

Память тополиным пухом цепляла душу и привносила немую грусть и снежные, холодные размышления… Может быть, лучше было промолчать, забыть, стереть из памяти и не вспоминать об этом? То, что так долго лежало в самых закрытых закуточках, пушистиками поднялось вверх и исчезло, смешиваясь с облаками в небе… и таяло, таяло снежинками прошлого…

Слышал ли или видел их тот, кто свыше, к кому они обращались с молитвами и слезами в Богословском переулке Москвы? Нет ответа…

Но в душе, кого я бессловесно помнила и любила, они навсегда останутся молодыми и красивыми, чистыми, несмотря ни на что, потому что душа несмышлёного ребёнка не способна была делать предположения и выводы взрослых… Ну вот, кажется, и всё… Тех, кто жил в нашем дворе, Москва раскидала, жизнь бежит, в округе пространство меняя…

Какая короткая – длинная жизнь, и её так беспощадно обрезают мысли и поступки, обстоятельства, точно так же, как люди обрезают деревья… Зачем и почему так, а не иначе, – вечный вопрос. Я взглянула, как в последний раз, на свой двор и тополя вековые, памятью сердца тихо, к запретному прикасаясь, и зазвучала в душе моей песня словами: «Тополя, тополя, мы растём и старимся, но, душою любя, юными останемся…»

Иронические зарисовки о жизни или Пенсионная сюита…

Нам часто говорят, что счастье не в деньгах! Зачем страдать? Ах, улыбаться и молчать. Не надо. Вопрос здесь спорный. Зачем мечтать? Что нам осталось? Ничтожна малость. Смотреть!

Когда не впопыхах и на твоих глазах, разборкою полётов в бизнесáх, наличными передают из рук и в руки, и вовсе не от скуки, неоднократно! не тысячу – бумажкой и не железки – мелочь, а пачки пятитысячных, причём так смело…

Ну каково такое наблюдать? В обычном общепите «Грабли». И чьи теперь те грабли? Залихорадило? вы что, озябли? И неужели опять? Себе же по лбу? И что терять? Не переплюнуть же судьбу… Так жить – ведь это не накручивать резьбу! Из рюкзака, как из бездонной бочки… А дальше? А дальше одни лишь точки…

Тащить, как золотую рыбку, приклеив на лицо улыбку. И, к сожалению, увы, не нашими руками, хотя касаемся почти плечами, дожёвывая греческий салат, давясь на гриле кабачками, немолодые так же рядышком, с ухмылкою и недоумением, и «завистью» сидели. А аппетит пропал. Сидели и глядели.

Но те, кто, несомненно, в силе, те ничегошеньки не ели.

Негордые бомжи спросили: «Зачем же так? Открыто, оголтело… Нам бедность тоже надоела. Завидки же берут. Купюрами не врут. О “мальчики”, мы с вами дружим. Что вы сказали? Ах, затян и те пояса потуже?..»

Всесильные и головы не повернули, на шутку и не улыбнулись даже, считая и передавая деньги совсем не бóсым… Конечно же, и для себя, и для своих же боссов…

Пенсионеры? Без вопросов!

Несолоно хлебавши пошли, поехали, но с позитивностью в душе, смотря на Небо! в спальный район к себе. Бывает же такое! Простое непростое. Контрасты жизни. ОБИДНО?!

Что вы! Здесь ракурсов количество любое. Оставьте диалоги все в покое.

Вот так живём и жили. И неимущий навсегда, и господа, где нет стыда… И всякий бедный, и пенсионер, бюджетник, вредный. И те, кто, несомненно, в силе. Главное, чтоб всем хватило и кабачков на гриле…

И это всё. Конечно, есть и будут, были?! В конфликте вечном. Уверены, что в бесконечном…

Однако скажем без утайки. Увы, реальный мир как байки. И очевидностью гонимы, несоответствием невидимым и зримым, так параллельностью живут бок о бок и те, заслуженно на отдыхе всегда, что господа, с безумной разницей в достатке, и те, кто государству отдал и жизнь, здоровье, работу и пролетевшие года… Возможность единенья – ерунда! Единовременно иль… никогда!

Но вдруг, надеждой, капелькой и всё-таки… до встречи, друг, пока!

Ужель пугливые, как зайки, в игре по жизни – в поглядайки, останутся, остались в настоящем, как и в прошедшем, навсегда?..

P.S. Сюита – одна из основных разновидностей циклической формы в инструментальной музыке; состоит из нескольких больших частей, в старинном жанре сюиты обычно контрастируют между собой .

Я жёлтый цвет предчувствием звала и интуицией ровняла, а Осень рисовала как могла и душу, годы… и природой…

…В этом непонятном нам мире или в привлекательно-притягательном, так ощущаемо родном или, к изумлению, иногда чужом, где наши мысли, чувства подобны птице, с которыми не знаем, что делать, если дышим ими или пытаемся скрывать.