Геннадий Бодров - Сокровища Хана Кучума

– Ну что, понравилось тебе на суше?

– Отпусти меня ещё раз! – вдруг снова взмолилась девушка. – Только выпусти меня в образе той, с которой теперь милуется мой бывший суженый. Отведу уж последний раз душу и тогда уже навсегда буду твоей.

Водяной задумался, а потом махнул своей перепончатой лапой:

– Ну, что ж, будь по – твоему, только условие то же: чтобы в полночь вернулась!

И вновь Анфиса отправилась в село. Увидев пришедшего на свидание Данилу, она, пользуясь тем, что Олеся ещё не пришла, подошла к парню.

Они обнялись и пошли за околицу. Время уже близилось к полуночи, и девушка уговорила своего возлюбленного пойти к той берёзе, где когда-то они часто бывали вместе.

Всё повторилось, как и во времена их прежней дружбы, только Анфиса понимала, что Данила мыслями сейчас находится не с ней, а с Олесей, но, тем не менее, отдавала ему весь свой жар нерастраченной любви.

Но в объятиях своего любимого забыла девушка про наказы водяного, не в силах расстаться с тем, кого она любила. После полуночи, она вдруг вскрикнула и оттолкнула от себя Данилу. Тот увидел, что рядом с ним находится не Олеся, а Анфиса, только ноги её заканчивались рыбьим хвостом.

– Прощай, любимый! – только крикнула девушка и прямо с обрыва бросилась в воды озера.

– Анфиса! Анфиса! Любимая! – юноша прыгнул следом за ней, но было уже поздно: его возлюбленной и след простыл.

Только под утро явился парень домой – весь мокрый и белый как мел.

– Что с тобой? – всполошилась мать, – На тебе ведь лица нет! Аль беда, какая приключилась?

Промолчал Данила, но с тех пор стал худеть на глазах. Не есть, не пьёт, с Олесей не ходит, а всё думку какую-то думает и по ночам стонет и плачет.

Встревожилась вся его родня не на шутку: и к бабкам его водили, и лечили всякими травами-снадобьями – ничего не помогает. Совсем исходит парень.

Однажды мать заметила, что сын по вечерам стал куда-то уходить. Она пригласила Олесю, и они как-то вечером незаметно отправились следом за ним. Данила пришёл к той берёзе, где последний раз виделся с Анфисой, сел, прислонившись к стволу, и стал смотреть в озеро, на то место, куда нырнула девушка. По щекам его катились слёзы, и услышали женщины, будто Данила разговаривает с кем-то, а из озера, толи показалось, толи на самом деле, вроде как бы слышен ответный плач. Жутко стало матери с Олесей, дрожь проняла их до самых пяток, волосы дыбом встали на голове и женщины торопливо вернулись домой.

Посоветовавшись между собой, решили свалить эту берёзу. Поставили местному пьянице бутылку водки и попросили срубить это дерево на дрова. Тот так и сделал.

Когда Данила вечером пришёл к своей берёзе, то обнаружил, что на его заветном месте вместо берёзы торчит лишь один безобразный пенёк. Сильно этому закручинился парень, как вдруг из воды вынырнула девушка.

– Анфиса! – в один голос ахнули мать с Олесей, незаметно снова пришедшие за юношей.

Он обернулся на вскрик, и сразу понял, кто срубил берёзу и попытался уничтожить память о первой его любви. Данила повернулся к озеру и громко крикнул:

– Анфиса! Любимая! Я иду к тебе!

– Я жду тебя, милый! – донеслось из озера.

И парень с берега бросился в воду навстречу призывному зову.

С тех пор про Данилу и Анфису никто и ничего не слышал, а озеро Чаны стало усыхать и вошло в свои прежние берега, хотя и до сих пор осталось горько-солёным. Видимо много слёз выплакали влюблённые за время разлуки, прежде чем вновь смогли встретиться и воссоединиться— теперь уже навеки.

Обитал в озере Чаны матёрый Судак. Был он крупным, сильным и его боялись все рыбы в озере. Даже птицы боялись садиться на воду, ибо этот водяной хищник неслышной тенью возникал из глубины и хватал зазевавшуюся птицу, тут же и заглатывая её.

– Никого нет сильнее меня! – хвасталась огромная рыбина.

Когда же на озере стали появляться рыбаки, Судак с лёгкостью рвал их сети и всегда смеялся над незадачливыми рыболовами.

Однажды, сидя на берегу, дед Крючок рыбачил вместе с бабкой, которая сидела рядышком с дедом и вязала шаль из козьего пуха. Козы в районе озера Чаны славились своим пухом, и шали из них в то время пользовались большим спросом. Она тихо перебирала спицами, и дед слегка задремал, крепко намотав лесу на руку, чтобы не упустить.

В это время Судак схватил наживку и поволок её в глубину вместе с дедом, так как тот лесу намотал довольно крепко. Дед Крючок, не в силах справиться с тянущей его в воду силой, хотел, было отпустить лесу, но она, как на грех, запуталась, как это обычно бывает в таких случаях. А в воде он совсем обессилел и, чувствуя, что неминуемо утонет, заблажил на весь берег.

Бабка с испуга уронила своё вязание и, мгновенно оценив обстановку, схватила кухонный тесак и, как боец на амбразуру, не раздумывая, бросилась в воду и рубанула по туго натянутой лесе, чуть было сгоряча, не отрубив деду руку. Потом кое-как они выбрались на берег.

После этого дед решил проучить нахальную рыбину. Однажды он, прибыв на берег, к крепкой бичеве привязал блесну повышенной прочности, и, прицепив только что пойманную рыбку, забросил снасть подальше в озеро в то место, где водился Судак, а конец бичевы привязал к дереву, стоящему у воды.

Вскоре озёрный хищник обнаружил рыбку, спокойно плавающую в его владениях, и удивился тому, что она от него не убегает. Решив проучить её, Судак, широко открыв зубастую пасть, бросился на добычу и тут же проглотил её.

– Тьфу, мелкая какая, не стоило даже пасть разевать! – с досадой подумал водяной разбойник и вдруг что-то так крепко дёрнуло его, что рыбину даже развернуло.

– Это что ещё за шутки! – рассердился озерный великан и дёрнул головой, но в тот же миг в желудке что-то очень больно укололо, и он притих, раздумывая.

Высунув голову из воды, он увидел сидящего на берегу деда Крючка.

– Эй, дед, что это такое меня держит!? – грозно крикнул он, мотая головой, в пасти которой торчали крючки блесны.

– А это, милый, блесна, – спокойно ответил старый рыбак, – ты рвал мои сети, показывал свою силу, а теперь я тебя посажу на кукан, показывая свою силу. Вот и суди: кто из нас сильней. Ведь человек, если не может взять силой, возьмёт хитростью и никакой рыбе не совладать с разумом человеческим.

Согласился с ним Судак, но было уже поздно, и попал он на уху вместе со своею силой. А перед тем, как его поместить в большую кастрюлю, бабка Крючка его ещё и поварёшкой по лбу стукнула:

– Попался, супостат проклятый! Из-за тебя я своему родному деду чуть руку не оттяпала, когда ты нас на глубину тащил. Да не дай Бог, если бы с моим дедом что-нибудь случилось, я бы тебя догнала бы в самом глубоком омуте и утопила бы там как Герасим Муму! Тебе нашу любовь не порушить! Уж коли нет ума, остепенись, и лишней силой не хвались! – закончила она свой монолог, отправляя некогда грозного хищника озера Чаны в ведерную кастрюлю.