Дарья Щедрина - Подмастерья бога

Белые ночи набирали силу, и дома, деревья, люди и машины тонули в бесконечных жемчужных сумерках. Свет уличных фонарей не освещал, а только придавал улицам загадочности и романтизма. Казалось, что вдоль проспектов, поглощая разноцветные неоновые огни вывесок и реклам, вьётся воздушный призрачный шлейф длинного платья феи, медленно прогуливающейся по городу вдоль Невы.

Подойдя к третьему подъезду и привалившись спиной к стволу старой разлапистой липы, девушка подняла голову, отсчитывая четвёртое и пятое окно от угла дома. В комнате горел свет. Значит Глеб дома! Она снова набрала номер телефона, но на этот раз механический голос ей сообщил: «абонент временно не доступен или находится вне зоны действия сети»… Как это «вне зоны действия сети», если в окне горит свет? Отключил телефон или батарейка разрядилась?

В глубине души шевельнулась тревога. А вдруг с ним что-нибудь случилось? Заболел? Или его опять избили какие-нибудь отморозки? Да мало ли что могло произойти! Под машину попал… Но какая, к чёрту, машина, если свет горит в окне?

Терзаемая недобрым предчувствием, Зоя только собралась войти в подъезд и подняться на третий этаж, как в освещённом окне увидела силуэт. Это был Глеб! Он вытянул руку, собираясь задёрнуть штору, но тут из глубин комнаты возник ещё один силуэт… высокой тоненькой девушки с пышными волосами. Незнакомка прильнула к Глебу, обвив изящными руками шею. Два силуэта слились в долгом поцелуе, так и не задёрнув шторы.

Что-то горячее, жгучее плеснуло из самого сердца Зойки, затопив щёки невидимой в сумерках краской, так, что даже ушам стало жарко. Она сглотнула застрявший в горле ком и вжалась спиной в ствол дерева, словно пыталась отодвинуться от увиденного. Лопатки сквозь матерчатую курточку ощутили все складки твёрдой древесной коры. А сердце пустилось в галоп, как обожжённая плетью лошадь. Зойка сжала зубы и, наклонившись, быстро подобрала с земли камушек, размахнулась, почти не прицелившись, и запустила в стекло. Промахнулась! Камень коротко чиркнул по бетонной стене и упал в куст шиповника под окнами. Но два силуэта в окне наконец оторвались друг от друга и, задёрнув шторы, исчезли в темноте.

– Что б ты сдох, Склифосовский, козёл! – звенящим от злости шёпотом прошипела Зойка себе под нос и, волоча в руке рюкзак, повернулась спиной к ненавистному окну и пошла быстрым шагом в сторону парка, вскоре скрывшись из глаз в тёмных в этот час, опасных аллеях.

Глеб наконец понял смысл выражения «крышу снесло». У него действительно снесло крышу от этой потрясающей девушки! Две недели реабилитации после снятого гипса растянулись в бесконечную череду гулянок, ночных клубов и крутого, безумного, сумасшедшего секса. За две недели он всего три раза вспомнил, что ему надо ходить на массаж, а про физиотерапию вообще забыл напрочь. Он ни разу не зашёл в клинику, не позвонил своему учителю, не вспомнил про обещание, данное Зойке. Центр его вселенной парадоксальным образом сконцентрировался на единственной, самой обворожительной и сногсшибательной девушке. А окружающая действительность воспринималась только под одним углом: как её можно было использовать для секса. Горизонтальные плоскости – диван, стол, подоконник. Вертикальные плоскости – душ, свободная стена в коридоре, боковина шкафа… Глеб превратился в дикое животное, живущее от одной волны безумного возбуждения до другой.

Первый звонок, вернувший его к действительности, был звонком шефа. Профессор в свойственной ему интеллигентной манере интересовался, почему Глеб пропустил без предупреждения консультативный приём в поликлинике? Глеб, внутренне похолодев, на ходу придумал какую-то глупую отмазку, просто нагло соврал своему гуру. Тот сделал вид, что поверил и вежливо попросил не забывать о том, что речь идёт о больных людях, которые ждут от него помощи.

Вернувшись на работу, Глеб стал так рассеян, что это заметили все. По утрам приходил сонным и заторможенным, с такими тёмными кругами под глазами, что некоторые из коллег не могли удержаться от скользких шуточек и замечаний. После работы в конце дня всё чаще уединялся в каком-нибудь тёмном уголке, прижав к уху телефон. И срывался с места и убегал, едва шеф произносил: «на сегодня всё».

В конце концов Леденёв не выдержал и попросил Глеба задержаться, отпустив всех остальных после работы.

Профессор выглядел осунувшемся и печальным.

– Да что с вами происходит, мальчики-девочки мои? Зоя как с цепи сорвалась! Огрызается на каждое моё слово, дерзит, целыми днями с какими-то подружками якшается, к репетиторам ходить забросила. На силу отправил её в летний лагерь. И тебя, Глеб, как подменили! Я, конечно, понимаю, молодость, к развлечениям тянет, девушки красивые вокруг ходят. Но также нельзя, Глеб! У тебя скоро нервное и физическое истощение наступит. Любишь эту девушку – женись, заведи семью! И тебе и окружающим спокойнее будет. Согласен, каждый человек имеет право на личную жизнь. Но личная жизнь не должна мешать работе, особенно если эта работа связана с больными людьми. Глеб, если из-за тебя пострадает хоть один больной, даже я тебя жалеть не стану, потому что это преступление. – И посмотрел на Глеба такими глазами, что у того всё в душе перевернулось.

– Просите меня, Алексей Иванович, – пробормотал Глеб, пряча глаза. – Это больше не повторится.

– Надеюсь, друг мой, надеюсь, – кивнул совершенно седой профессор. – А теперь иди, и чтобы с утра в понедельник был отдохнувшим, выспавшимся и готовым к трудовым подвигам!

Глеб шёл домой и прокручивал в голове слова шефа. Жениться на Карине?.. Ему даже в голову такая мысль не приходила и вовсе не потому, что Карина была не достойна его. Скорей уж наоборот! Дочь состоятельных родителей, ни в чём не знающая отказа, красивая, избалованная, могущая устроить экскурсию по всем ночным клубам и кабакам Питера, живущая под девизом «Бери от жизни всё!» была полной ему противоположностью. Он до сих пор не мог понять, чем ей приглянулся обычный молодой доктор с бюджетной зарплатой в кармане?

Одним взглядом, звуком своего голоса, запахом своей кожи она вызывала в нём бешенное возбуждение. И это физическое влечение было мучительным и острым, выматывающим не только тело, но и душу, отупляющим мозг. Единственное, чего он не хотел, так это жениться на Карине… Смутная, не облекаемая в слова догадка бродила в голове, предупреждая, что именно такие женщины, как Карина, способны превратить жизнь в яркую, но короткую вспышку, выпить, высосать из мужчины все жизненные соки и пойти дальше, оставив его совершенно пустым и ненужным, как сухую шкурку от мухи, болтаться в липкой, колеблемой ветром, паутине.

С этого дня Глеб стал отключать телефон и убирать его в нижний ящик своего стола, когда приходил на работу. И если на следующий день ему предстояла сложная операция, он отказывался от встречи с Кариной, неизменно натыкаясь на вспышку раздражения.