Мидлена Радуга - Тёмный ангел

Я разозлилась, когда узнала, что его убили. А также меня разозлило то, что его тело сожгли. Как будто кто-то решил мне помешать его оживить. Предлагали даже тело забрать у кого-нибудь, но это, как ни назови, тоже убийство. Я так искала его душу, чтоб узнать, кто его убил. Узнала, но убить не смогла – лишь через его сны наказала – он сошёл с ума. И решила, раз целью жизни Алусиэля были клинки, то пусть в них будет частичка его души. Я ушла, оставив вам клинки – они мне напоминали о том, что Алу больше нет. Не с кем спорить до хрипоты, ведь только он среди вас позволял себе спорить со мной, и, увлекаясь, забывать о времени, не с кем находить всё новое и неизвестное. С Алу было просто интересно. Да, эти клинки создал Алусиэль, – отвечая на его вопрос, заданный ещё на улице, сказала Малэ и печально добавила: – И ценой своей жизни…

– Значит, это ты убила его, поощрив его стремления! – разозлился он и возмущённо добавил: – Это ты свела с ума его! Он был в тебя влюблён, но молчал, видя, что его воспринимают только как друга. Пойдём! – сказал он, что-то решив для себя, и схватил Малэ за руку. Она от неожиданности замерла. Чтобы не упасть, она быстро засеменила за ним, пытаясь вырвать свою руку. Ситарель шёл впереди, одной рукой вцепившись в руку Малэ, а другой жестикулировал, что-то бормоча. Это выглядело и страшно, и смешно. Малэ было страшно, так как на неё нахлынули старые воспоминания. Так её волокли приковать к алтарю её дяди, подумала она: «Чтоб он сдох самой страшной смертью, если ещё жив! Но у Ситареля с Хаосом есть кое-что общее, а именно я». И смешно, так как она понимала, что она сейчас это не Малэ в те времена.

Так они прошли коридор до конца, который упирался в дверь ещё одной комнаты. Ключом была открыта дверь, и они вошли – вернее Ситарель вошёл, а Малэ втащили. Комната была маленькая – одна стена, где была дверь, через которую они вошли, две напротив друг друга полностью прозрачные и четвёртая глухая. На ней была картина, изображающая в профиль грустную девушку. Девушка сидела подобрав ноги на камне с раскрытыми крыльями. Закат на картине своими оттенками придавал камням на песке странный кроваво-красный цвет, а её лицу – лихорадочный румянец и стекал кровавыми разводами по её серебряным крыльям и лианам на её теле. Тени от камней плавно сгущались к пропасти на заднем плане, как будто тонули в ней. Рядом с ней лежали знакомые клинки. Казалось, она живая, ещё немного – и повернёт голову к ним. Но нет – её глаза смотрели куда-то вдаль, и она была всего лишь девушкой, изображённой на картине.

– Дружба, дружба… да он был влюблён в тебя! – теряя остатки спокойствия, проорал он, указывая на девушку на картине и непонятно закончил, почти успокоившись, и только тогда Ситарель отпустил её руку. – В юности я сам часы проводил здесь, а она от тебя отличается лишь наличием крыльев и лиан на теле. Но лианы, я сам видел, у тебя были до того, как я сорвал кулон.

«Это он ещё не видел мою вторую ипостась, – подумала Малэ, облегчённо вздохнув, – и не увидит, пока кулон у него, но я верну свои крылья».

– Но когда тебе подарили клинки, я понял, что это ты, – сказал он и посмотрел на неё так, как будто у неё за спиной выросли крылья.

Малэ внимательно посмотрела на него так, будто что-то прочла в его глазах, развернулась и пошла в сторону комнаты, где начался разговор. Там она встретила Кобдо и попросила проводить в свои комнаты. Оставшись одна, сидя на кровати, Малэ задумалась:

– А может, я всё-таки виновата в произошедшем тогда… Всё, отсюда нужно срочно уносить ноги: кулон уже начал свою работу, а психа не уговоришь! – такая мысль возникла у неё в голове.

– Мысль, конечно, правильная, но трусливая… – в её голове прозвучал чей-то мужской голос.

– Это не трусость, а чувство самосохранения, – не задумываясь, возразила Малэ и тут же сама себе сказала: – Стоп!

Она развернулась на сто восемьдесят градусов, пытаясь обнаружить того, кто говорил.

– Кто? – только и смогла шёпотом сказать Малэ.

– Это же я, Алу! – снова прозвучал голос в голове.

– Не может быть – ты мёртв! – категорично заметила она.

– А кто меня в клинки запихнул? – иронично спросил призрак Алу, появившийся в комнате. Выглядел он как при жизни, только был полупрозрачным – сквозь него хорошо была видна стена. А был он при жизни молодым, гармонично сложенным дроу, как и вся его раса тёмных эльфов.

– Это было безвыходное положение… – смутилась Малэ.

– Оправдывайся, оправдывайся…

– Как ты там? – спросила Малэ и подумала: хотя это условное там.

– А ты как думаешь? – язвительно осведомился Алусиэль и стал рассказывать, вздохнув: – Здесь скучно, поговорить не с кем, движения никакого и, что самое главное, даже не посмотреть на обнажённых танцующих жриц… хоть что-то было бы в моём положении. Но нет, клинки лежали в другой зале, а я не могу далеко находиться от них. Так что я мог только слушать целыми днями и ночами обрядовые песнопения.

– Наверное, не надо было так с тобой поступать… – задумчиво произнесла Малэ.

– Экспериментаторша… Ничего лучше придумать не смогла? – язвительно проворчал Алу.

– Всё! Не нравится – замолчи, а то подарю обратно храму – очень интересно же слушать обрядовые песнопения, да и познавательно, а танцы ты всё равно не увидишь, – Малэ разозлилась и решила хоть так заставить его нормально говорить. А то непонятно – голоса разные чудятся, клинки разговаривают и странные дроу вокруг – она сходит с ума?

– Нет. Я очень рад тебя… э-э-э… слышать, – решил извиниться и одновременно поздороваться Алусиэль и добавил: – И видеть.

– Привет! Я тоже очень рада тебе! – обрадовалась Малэ возвращению Алу таким, какой он был. Почти таким же. Наверное, длительное заключение в одиночестве дало о себе знать таким образом. Хотя он всегда был ещё той язвой. Но зато её любимой язвой. Соскучилась она по его нагловатой улыбке и шальным глазам.

– Я понимаю, что это ты меня пробудила, когда решила рассказать обо мне молодому дроу, – заметил Алу, усмехнувшись её мыслям.

– Я вообще не знала, что у него такой пунктик относительно тебя… – решила для себя уточнить данный вопрос Малэ.

– Тут ты ошибаешься, пунктик у него насчёт тебя, это слышно даже по разговору. На меня он не похож, хоть и мой родственник: я в разговоре с дамой никогда не повышал голос и не грубил, – сказал он и задумчиво добавил, покачав головой: – Знаешь, смотря на него, я не могу поверить, что у меня такой потомок. Что-то очень не так в королевстве дроу, что-то очень не так…

– Алу, а правда, что ты ту картину написал? – спросила она, решив узнать про картину в той комнате, которая так взволновала сердце молодого Дьена, как-никак именно Алусиэлю он приписывал авторство картины.