Борис Кудрявцев - Новичок

Интерьер внутри оказался своебразным как минимум визуально. Самым приятным был цвет стен – какой-то специфический оттенок темно-зеленого цвета. Также, здесь присутствовали и колонны, и скульптуры, хаотично расставленные по всему периметру, а кое-где потолки даже были расписаны чем-то типа мозаик или фресок. При этом, количество мебели было минимальным: пара белых, видимо хрустальных или фарфоровых, столиков с такими же белыми креслами, и несколько книжных шкафов. Количество комнат, куда можно было попасть из холла, сложно было бегло сосчитать, потому что где-то были массивные дубовые двери, а где-то – просто арки. К слову, дома подобного типа мне нравились, потому что у меня было своеобразное хобби – когда я видел интересный дом, быстро считал количество окон и пытался представить, как все устроено внутри. И когда внутри была нетиповая планировка, и сложно было понять, сколько комнат и каково устройство, это вызывало какой-то интерес.

Но времени на эти размышления не было, потому что я просто был уверен, что в помещении понатыкано большое количество камер, и лучше благочинно пройти к лестнице и подняться по ней с покер-фейсом.

Второй этаж был похож на первый, но, так сказать, на минималках. Фресок и мебели уже не было, а вот колонны кое-где виднелись. В левом крыле дверей было не так много, а вот конец коридора расширялся, и получался холл, где было видно не меньше десятка дверей.

«Вторая дверь слева» – вспомнил я, и, глубоко вдохнув, потянул за заветную ручку.

Войдя, я оказался в конце большого и просторного светлого зала – восемь окон в длину и шесть в ширину. Восемь рядов кресел были наполовину заняты, а в противоположном конце располагался большой круглый стол, кажется из красной сосны, а за ним сидело с десяток человек. Все как полагается, перед каждым из них на столе лежали планшет, конференц-микрофоны, бутылка с минералкой и тарелочка с закуской (наверное, это были сухофрукты, как обычно).

Я присел на последний ряд и начал осматриваться. Один из сидящих вел свое повествование – не громко, но выразительно. А на проекторе за ним можно было разглядеть карту Украины.

– В Федерацию лапты входит много представителей патриотического движения. – говорил он. – И мы не можем оставаться в стороне, когда с нашими братьями в Донбассе творят такую несправедливость. Их! – вдруг резко повысил он голос. – Их притесняют, потому что они хотят говорить на русском языке. На языке Пушкина, хочу заметить. Но мы! Мы этого не допустим!

Выглядел говоривший мужчина довольно солидно. Помимо явно дорогого костюма, на нем были довольно роскошные на вид запонки (а я со своим зрением вполне мог это увидеть) и часы, скорее всего Ролекс. Выглядел он темноволосым, немного седоватым, слегка небритым и худощавым мужчиной лет 40—50. Судя по разрезу глаз, он имел какие-то восточные корни, однако остальные черты лица выглядели по-европейски.

– Кирилл Мефодьевич, – обратился к нему один из сидящих. – Марк Репин, газета «Информгид». У вас уже есть какая-то стратегия действий в помощи Донбассу?

– Как вы знаете, Марк, – мягко ответил спикер, – военные действия в Новороссии длятся уже около года, и за это время стратегия уже сформирована. Как вы знаете, нашей стране уже более тысячи лет. Это тысячелетие небывалой силы и мощи России! Это десять веков как великой империи, так и небывалого горя…

Слушая его, я понял, что как будто загипнотизирован. В этот момент я даже готов был встать и выкрикнуть «Хайль, Раша!».

– … Это мы! Мы были барьером, защищавшим весь мир. Это мы заплатили за возможность американцев стать сверхдержавой! Это мы заплатили за избавление всей Европы от фашистских захватчиков. Мы делали эту работу долгое аремя, и будем делать это сейчас. Правда, наши западные коллеги отвернулись от нас. Ведь они считают, что мы можем предъявить счета за свою долгую работу, и тогда они попросту будут вечно у нас в долгу!

Сделав глоток воды, он продолжил.

– Поэтому, коалиция патриотических сил при активном участии Федерации лапты будет самостоятельно вести борьбу по освобождению братского народа Донбасса от новой фашистской химеры, так называемых «бандеровцев». Подчеркну, не потому что нам этого хочется, а потому что больше некому! Все, все попрятались. А мы сделаем это! И в первую очередь ради России, ради ее истории.

– Наталья Чацкая, портал «РомановЛайф». Кто финансирует все мероприятия на Донбассе?

– Наталья, мероприятия на Донбассе финансирует Правительство Народной Республики. Но, ведь это государство молодое, можно сказать – ещё неопытное. Поэтому они активно занимаются краундфандингом, благотворительностью. И жертвователи у них самые разные, и даже – из многих стран. Нельзя говорить, что только из России, это было бы неправильно. Поэтому и ответ таков: мероприятия донбасского правительства финансирует весь мир, с каждого по копейки.

Мероприятие длилось еще минут двадцать, но на вопросы журналистов отвечал в основном Кирилл Мефодьевич. Фамилия его, кстати, если верить табличке, была Бахов.

Наконец, был задан последний вопрос, и ведущий, которого, судя по табличке, звали Алексей Валерьевич Ковальский, объявил об окончании пресс-конференции. Журналисты начали расходиться.

И тут я увидел уже знакомого мне Дмитрия Анатольевича, только был он сегодня в другом костюме. Старый «друг» начал собирать журналистов у выхода из зала.

– Друзья! – басисто проорал он. – Сейчас мы собираемся и выходим из здания федерации лапты организованной группой! В другие кабинеты большая просьба не входить!

И тут меня вдруг дернули с левой стороны за плечо.

– Иван Сергеевич? – послышался мягкий голос.

Обернувшись, я увидел молодого парня в гиковском разноцветном свитере. У этого светловолосого и низкого персонажа была нелепая прическа типа горшка, и такой же нелепый нос картошкой на довольно худом лице. Дополнял образ странный голос, как будто он немного ломался, как у подростка. Словом, видно, что парень в школе хорошо учился.

– Калашников. Калашников Егор, – представился мой новый знакомый.

– Иван Соломин, – представился я в ответ.

– Да, я знаю. Кирилл Мефодьевич сказал поймать тебя и привести в каминный зал.

– Ну, пойдем, – пожал я плечами.

Мы дошли до конца зала, и зашли в едва заметную дверь. За ней располагался кабинет, видимо переговорная (или как сейчас любят говорить пафосные московские ребята – «кулуары»), но он был сквозным и вел в другое помещение, которое в итоге оказалось коридором (не очень длинным, в четыре окна).

– Это переход из офиса федерации в личную резиденцию, – объяснил Егор.

За коридором располагался еще коридор, но уже более уютный, можно сказать домашний. Первая дверь налево привела меня и моего спутника в круглую комнату, где окна напоминали бойницы из исторического фильма – небольшие, круглые и наверху. Между двумя такими окнами располагался большой камин, а вокруг него был ряд кресел-качалок с урнами-пепельницами между ними.