Любовь Сушко - Яблоко раздора. Елена Прекрасная

Тогда, в Зевсовы времена из пены морской и должна была на земле появиться богиня любви Афродита. Но мир не был бы миром, если бы в то же самое время сам Зевс не породил бы богиню войны Афину.

Не потому ли война и любовь с той поры всегда шли рядом.

И от этого в мире было так много бед во все времена. Они все чаще были вместе, нарушая и снова восстанавливая в мире равновесие.

Потом все, кто жил на этой дивной земле вольно или невольно делили мир до и после появления Афродиты. И любому ясно, что это два совершенно разных мира. Тогда, в пылу самых больших радостей и огорчений и зародилась Психея. Она стала Душой, даром для самых нежных, наивных, чутких людей.

Люди, наделенные душой, очень отличались от всех остальных людей, они были наделены прекрасным даром. К ним потянулись остальные, и сама легкомысленная богиня им покровительствовала всегда и во всем.

Так на земле после Хаоса появилось добро.. Сначала робко, а потом все увереннее она противостояла злу. И теперь уже многим хотелось получить душу, как величайшую награду, все жили в предчувствии и ожидании любви, люди и боги готов были платить за нее любую цену.

Сам Зевс оглядывался на Афродиту, бросаясь в свои бесчисленные похождения. Его братья обращались к ней реже, но и они без нее не обходились. Так все когда-то начиналось.

Сколько еще радостей и бед, войн и перемирий было впереди.

Когда внезапно пал Кронос, и его сыновья поделили мир на три равные части, самому молчаливому и отрешенному из братьев Посейдону достались бесконечные морские просторы. Он не возмущался, не сердился на Зевса – владения его были обширны, и далеки от самого центра всех бед и ссор – знаменитого Олимпа. Он сразу же после столкновения с братьями решил удалиться в свои просторы, и постарается пореже появляться в таких людных местах, где ему было тоскливо и одиноко.

Пусть Зевс сам разбирается с этим странным миром, с возлюбленными его и богинями, пусть предает, бросает, выносит свои приговоры. Посейдону до этого не было дела. Конечно, если к нему кто-то обратится за помощью, отказывать он не станет, но и особенно погружаться во все эти утомительные, часто бесплодные, а порой и зловредные приключения не был намерен. Так философствовал на досуге Властелин всех морей и океанов. Было у него прекрасное многочисленное семейство. Особенно любил и выделял грозный бог свою дочь Деону. Она слыла поразительной красавицей, но была еще умна, обаятельна и миролюбива.

Все, что мог пожелать любимой дочери отец, было в ней тогда.

Но напрасно старался уберечь ее хитрый Посейдон от слухов и сплетен по поводу бесконечных похождений любвеобильного брата своего. Она слышала страстные рассказы сирен, только о Зевсе и певших бесконечно, а потом дева часто со служанками своими об этом и говорила. Те всегда притворно сочувствовали бедной Гере, жизнь которой по их словам была все более и более ужасной. Это им всем было любопытно продолжение услышать, но каково было ей и представить невозможно.

Так Леона и постигала реальность, и была страшно от нее далека. Амфитрита радовалась тому, что они были далеки от Геры и их это не касалось. Она даже говорить о Зевсе и Гере с ней не стала. И тогда Деона спросила у отца о Зевсе. Кто лучше, чем он сам должен был знать родного брата. Но тут же она о том пожалела. В один миг отец так изменился., вышел из себя, потерял дар речи.

Деона готова была в ужасе убежать прочь. Но когда первые волнения прошли, она задумалась о том, почему так разозлился ее отец, и еще больше разгорелось ее любопытство. Теперь она не могла и не хотела оставаться в стороне. Обо всем, о чем бы ни говорили, разговор переходил на Зевса, благо, что и для остальных это было самым важным и значимым в жизни. Но когда дева невольно заговорила с матерью, Амфитрита перевела разговор на Геру.

– Она вздорна и глупа. И правильно он делает, что убегает от нее, оставаться с такой невозможно. Она давно Олимп в Аид превратила, зато Персефоне удалось из Аида чудное местечко сотворить, а ведь ее Аид в сравнении с Зевсом просто чудовище.

И тогда наивная Деона решила поговорить с отцом о другом его брате. Он усмехнулся, когда речь зашла об Аиде.

– Я так погляжу, ты у дядюшки хочешь поселиться, и поменяешь наши голубые просторы на его мрак, но вряд ли ты там долго продержишься. Только бедняжка Персефона там и способна оставаться, хорошо, что Деметра ее хоть на полгода на землю забирает.

Так постепенно и познакомилась Деона и с блеском Олимпа и мраком Аида. Но она пыталась угадать, увидит ли своими глазами эти миры или они так и останутся где-то за чертой. Как ни медленно текла жизнь в морских просторах, но и она неизменно двигалась вперед.

Амфитрита рассказывала об очередных похождениях Зевса, о ярости Геры, жестоко наказавшей очередную соперницу, о том, как самому Зевсу снова удалось выйти сухим из воды и оставаться в стороне. И хотя все видели, какая это была несправедливость, но заступиться за несчастную и пойти против самой Геры никто бы никогда не решился.

Деона это успела заметить сразу, размышляя о чем-то своем, только ей одной ведомом. И только тогда увидела Амфитрита, как странно на все это реагирует ее дочь, словно это уже было как-то связанно с ней самой. Она рассказала своим собеседницам о том, что ее дочь все время интересуется Зевсом. Но они постарались ее успокоить.

– Вряд ли случится такое, – говорили они, – Зевс здесь никогда не появится, а там столько прекрасных женщин, что он долго до нас не доберется.

И все же помня о Гере, богиня никак не могла успокоиться. Ну почему богиня, у которой было слишком много благоразумия, так не доверяла своей дочери?

Она очарованная, юная и неопытная девица, и нужно было смотреть в оба, чтобы соблазнитель всех на свете девиц не оказался рядом с ней, и не случилось страшной трагедии.

Как позднее выяснилось, волновалась Амфитрита не напрасно. Зевс, однажды спасаясь от своей сварливой и несносной жены, оказался над бескрайними водными просторами.

В пору грусти, разочарования, самобичевания и одиночества (он ненавидел все это вместе взятое особенно) он наткнулся неожиданно на Деону. От всех его грустных помыслов, слепой ярости не осталось больше и следа – их в прямом смысле смыло водой. Он и прежде что-то слышал о красавице – дочери братца своего, но как-то это все проносилось мимо. Он был слишком занят, а теперь убедился в том, что краше и желаннее ее не было никого на свете. Она могла спасти его от грусти, переходящей в отчаяние, исцелить все его раны, нанесенные другими, особенно Герой. И самое главное, ему перестанут являться все эти девы, то в огне, то запертые в бочке, то в звериной шкуре оказавшиеся, не без его участия.