Сергей Прокопьев - Молитвенный круг

В Рождественский пост соборование на своём приходе я пропустил, пришлось ехать в Знаменский храм. Церковь приятно удивила, последний раз доводилось бывать в ней лет восемь назад, она ещё восстанавливалась, а тут – красавица. Бывает такое, заходишь в храм, и с первых шагов душа размягчатся – ты дома. И всё-то тебе нравится, и всё-то тебя радует, от всего исходит любовь. Зимнее утро выдалось пасмурным, но не хмурым, за окнами церкви белый пушистый снег празднично укрыл город, и в церкви господствовал белый снежный цвет. Тёплый, сердечный он служил торжественным фоном для святых образов. До соборования оставалось минут десять, я ходил от иконы к иконе, рассматривал лики святых, прикладывался.

Из алтаря вышел настоятель, батюшка Николай. Не видел его лет десять, не меньше. Быстро время летит. Очень быстро. Долгие годы он служил настоятелем госпитальной церкви в честь иконы Всех скорбящих Радость. На тот период, пожалуй, это была единственная в городе церковь, которая могла похвастаться мужским хором. Не все хористы были верующими, это мне рассказывал знакомый клирошанин, но пели хорошо. Ещё одна особенность – в церкви был свой устоявшийся приход. Я чаще ходил в кафедральный собор, там прихода как такого не было. Это и понятно, со всего города народ ехал. В госпитальной все друг друга знали, чувствовалась атмосфера семьи, где царят доброта и любовь… Три года назад батюшку Николая владыка перевёл в Знаменскую церковь. Рассказывали, батюшка очень переживал, он с нуля восстановил госпитальную церковь, лет пятнадцать служил в ней. Приход ушёл в Знаменскую вместе с ним…

Подошёл к батюшке Николаю за благословением. Постарел он, заметно постарел. Когда-то чёрная борода стала серебряно-седой…

Впервые в жизни я отстоял ночную пасхальную службу в Скорбящинской церкви. Всё было внове, необычно. В центре службы батюшка Николай – вдохновенный, подвижный. Расшитое золотом красное пасхальное облачение, зычный баритон, совершая каждение, летал по храму. Всякий раз, когда выходил на амвон, обращаясь к церкви с возгласом «Христос воскресе!», моё сердце счастливо замирало в готовности выкрикнуть вместе со всеми: «Воистину воскресе!» В конце службы батюшка Николай обнимал каждого мужчину. Мы по очереди подходили к нему, он обнимал, поздравлял. От бороды пахло ладаном…

Взяв у батюшки благословение, отошёл в сторону и тут меня тронули за плечо, обернулся. Бог ты мой, какая встреча, сестра во Христе Света-Фотиния. Обнялись. И с ней давно не виделись – года четыре.

– Познакомься, – сказала Фотиния, – это Аннушка.

Рядом с Фотинией стояла казашка лет тридцати пяти от роду, кожа цвета чая с молоком, тёмные глаза, слегка выпирающие скулы, брови чёрными дугами. Красивое лицо. Как узнал позже, Анной нарёк её батюшка при крещении. А от имени, что дали родители по рождению, веяло вольной степью, по которой под знойным ветром зелёными волнами ходит ковыль, – Айгуль.

После соборования мы вместе с Фотинией и Аннушкой пошли на автобусную остановку. Сразу подошёл Аннушкин автобус, она, распрощалась и уехала. Мы с Фотинией дождались нашего «семьдесят третьего», по дороге она мне рассказала историю Аннушки-Айгуль.

Они вместе лежали в больнице. Фотиния, человек тактичный, дабы не смущать соседку мусульманского рода-племени, молилась украдкой. Иконочку достанет из-под подушки, не афишируя своих действий, приложится, крестик, отвернувшись к стене, поцелует, молитвы пошепчет. Айгуль заметила ухищрения русской, улыбаясь, сказала:

– Не прячься, я ведь тоже православная, Анной крещена.

– Почему крестик не носишь? – прозвучал резонный вопрос.

– Крестик при мне, да не на мне, открыто не могу носить.

Заболела у будущей Анны дочь-отроковица. Восемь лет, тело опухло с шеи до ножек, а врачи понять ничего не могут. Положили в больницу, одно за другим лекарство назначают, уколы ставят, таблетки дают, опухоль не спадает. Районное село, доктора решили отправить пациентку в областную больницу, пусть городские светила разбираются с неведомой болезнью.

На счастье Айгуль нянечка перехватила её в уголке и тихонько посоветовала, чтобы та пояс с псалмом «Живый в помощи Вышняго…» надела на девочку. Айгуль так перепугалась за своё чадушко, что не только послушалась русскую женщину, пошла дальше – дала обет, если дочь выздоровеет, крестить её и самой принять православие.

В большом городе с его разобщённостью проще решиться на подобный шаг, но для Айгуль, сельской жительницы, у которой процент мусульманских родственников на один квадратный километр деревни имел двузначное значение, поступок был на грани подвига.

Повезла дочь в областной центр. Дорога не близкая – на автобусе шесть часов трястись не по самой лучшей в мире автотрассе. Пока мать с дочкой ехали, пока в больницу их положили, опухоль начала спадать, а потом и вовсе исчезла. Врачи осмотрели девочку, прослушали, потребовали анализы сдать, а потом выразили недовольство: «Вашим докторам только бы сбагрить пациента, всё у девочки в норме, незачем было приезжать».

Айгуль обет, данный Господу Богу, не забыла. Чаще случается наоборот: пока пожар – каких только обещаний ни даётся, пламя стихло, трагедия отступила – клятвенные заверения забываются, обеты откладываются на потом, мол, если вдруг ещё такое подобное случится… Айгуль оказалась не с короткой памятью, потерять единственное чадо для неё было смерти подобно, из больницы повела дочь в церковь.

– Вы хорошо подумали? – спросил священник.

– Да, – твёрдо ответила Айгуль.

– Не минутный порыв?

– Нет! – произнесла Айгуль и рассказала про обещание, данное Богу.

Ни матери своей, ни отцу и никому из родственников о крещении не обмолвилась. И дочь молчит.

Время от времени Аннушка звонит Фотинии, просит подать записки на проскомидию, заказать молебен, сорокоуст. Выбираясь в Омск, старается сходить на службу.

– Что интересно, – сказала Фотиния, – девочка у неё тоже серьёзно относится к тому, что крещена. Не сомневается, что Иисус Христос ей помог вылечиться. Пояс с Девяностым псалмом хранит как дорогую святыню.

Екатерина Петровна из настоящих церковных бабушек. Не тех, кто порог церкви впервые робко переступил в пожилом возрасте, а кто ходил на службы в атеистические советские годы, взрослел, старился с Богом в сердце. Таких древних экземпляров, практически, не осталось в наших церквях. Много-много лет назад Екатерина Петровна ушла на пенсию и попросилась на клирос. «Всю жизнь мечтала», – сказала регенту. На сегодняшний день она самая пожилая клирошанка в соборе. Пусть не та энергия, что переполняла в пятьдесят пять лет, зато голос не подводит. «Сколько Бог даст – буду петь», – твёрдо говорит. Недавно похоронила младшего и единственного своего брата.