Олег Денисов - Вкус утекающей воды

– Отлично сказано, дружище! – похвалил я. – Могу от себя только добавить: поэтому любой умный человек у нас в стране – шпион! Взять того же Швиндлермана. Он же построил систему образования в вашей деревне так, как даже в городах не учат, фактически индивидуальное обучение. Поверь мне, я в этом понимаю, сам начинал в сельской школе. А вы его – шпионом называете!

– Ну и что, что шпион! – возмутился Жора, – Мы все его уважаем и ценим. Только он хороший шпион, а вот ты?

– К сожалению, я не могу носить такого высокого звания, – ответил я. – Назвав громоотвод молниеотводом, я просто сумничал под впечатлением грандиозности купола. Хотел казаться интеллигентным. Для меня это слово также противоестественно, как для тебя или Кукушкина. А ты меня сразу в Моссад. Да будь я шпионом, я бы никогда не позволил себе такой неестественный словооборот. Я бы даже матом так умел крыть, что ты бы рот от удивления открыл и слова попросил переписать. А я молчу. Хотя мне очень хочется послать тебя к «мазе факе», но по-русски!

Получив отпор, Жора как-то замешкался.

– Давай мне провод, два с половиной квадрата, десять метров, а лучше двадцать и я пошёл, – решительно заявил я и встал со скамейки. – Я к тебе в гости не набивался, сам оставил.

– Извини, – сказал Жора смущённо, понимая, что лучше со шпионом, чем одному. – Мы тут все, после того как раскрыли Швиндлермана, помешались на ловле агентов иностранных разведок. А самый главный вопрос в деревне – кто же наш шпион-то?

– А наш-то, вам зачем? – удивился я.

– Когда мы сдали Швиндлермана, нам по секрету сказали: «Не беспокойтесь, за ним присмотрит наш человек». Вот мы теперь всей деревней и гадаем, кто тот человек, который присматривает за Швиндлерманом?

– И как давно гадаете? – поинтересовался я, закипая внутри.

– Да уж лет десять, как…

– Жора, раз я тебе так удачно придумал новое имя… И с учётом того, что ты все-таки не местный. Давай деревню тоже переименуем? – предложил я.

– Зачем? – удивился Жора.

– Чтобы название отражало внутреннее содержание. И назовём мы её Дебилово, а лучше Долбобобово.

– Зря ты так, – обиделся за аборигенов Жора. – Местные мужики, которые Драчиловы, классные мужики. Староверы. Это мы, приезжие попадаловцы, воду мутим. От большого ума и начитанности.

– Самокритично, – похвалил я Жору. – А почему Швиндлермана тогда не арестовали, раз вы его раскрыли?

– Зачем? – снова удивился Жора, – тогда нового бы прислали. А этот уже наш, проверенный.

– И как же вы его вычислили? – поинтересовался я.

– Он использует в своей речи английские выражения, типа «бить мёртвую лошадь» или «плохое яйцо», что равносильно нашему «в семье не без урода». Мы же так не говорим?!

– Жора, а ничё, что он учитель английского языка? И ему по специальности нужно знать устойчивые выражения языка, которому он учит других. Если бы он был шпион, он наоборот бы использовал исключительно русские выражения: дурная голова ногам покоя не даёт, баба с возу – кобыле легче, гусь свинье не товарищ, а кто тогда; и прочее. И матом он не ругается?

– Нет, не ругается, – сказал Жора. – Кстати, он ещё ест чечевицу! Подожди. Так он же специально не ругается. Он знает, что мы ждём от шпиона мата, поэтому и не ругается.

Оба на! – воскликнул я. – Откуда он может знать, что вы от него ждёте? И на каком витке умозаключений «он знает, что вы знаете, что он знает, что вы знаете, что он знает, что вы знаете» вас переклинило?

– Ну да, – удивлённо согласился Жора. – Кто же тогда шпион?

– «Маза фака»! – произнёс я театрально.

– Не верю! – решительно отреагировал Жора. – Сколько стоило ленинградское мороженое в шоколадной глазури?

– Двадцать две копейки! А самое дешёвое в стаканчике – девять копеек.

– Всё. Ты не шпион, – заявил Жора.

– А кто тогда шпион? – спросил я вкрадчиво; и мне уже самому стало интересно.

– Зачем нам тогда сказали, что кто-то присмотрит за Швиндлерманом? – вспомнил Жора.

– Любой умный человек, включая, извини, меня… сказал бы вам, бестолковым, то же самое. Если вам сразу заявить, что Швиндлерман не шпион, вы, во-первых, не поверите и будете проклинать ФСБ, КГБ и Луначарского. А во-вторых, вы найдете кого-нибудь другого.

– Андрей, ты только что растоптал все наши достопримечательности, – грустно сказал Жора. – Десять лет мы жили с надеждой, что у нас в деревне есть два шпиона. Швиндлерман и кто-то из наших. Мы гордились таким мирным сосуществованием двух враждебных структур и высокой значимостью нашего населённого пункта. Включая климатическую станцию. И что теперь?

– Жора, – спросил я, начиная волноваться, – а купол точно отключён? Он как-то побочно на голову не действует?

– Никому не нужная, забытая богом деревня… – продолжал горевать Жора, игнорируя мой вопрос. – Таких тысячи в России.

– Зато у вас есть Швиндлерман, – утешил я его. – В тысячах деревнях по всей стране нет Швиндлермана, а у вас есть.

– Это, правда, – согласился Жора, и настроение его улучшилось. – Если в каждую российскую деревню по шпиону… в смысле по Швиндлерману… Днепрогэс, ГОЭЛРО, полет на Луну и даже подъем сельского хозяйства вместе взятые, стали бы детским лепетом. Все-таки не говори никому, что Швиндлерман не шпион. Зачем людей разочаровывать. А про купол я тебе сейчас все расскажу.

– Не, Жор, не получится. У них у каждого зарплата должна быть как у шпиона. А такие деньги на образование не выделяются.

– Все великие дела, все равно делаются на энтузиазме, – убеждённо заявил Жора.

– Или по пьяни, как перемещение этой лавочки – добавил я. – Будучи трезвыми, мы бы ее с места не сдвинули. Даже мысли такой не появилось. Но пьянство и образование – вещи, возможно, и близкие, но разнятся по методологии.

– А что такое методология? – спросил Жора.

– Методология – это способы достижения цели, – сумничал я.

Жора погрузился в раздумья, переваривая мои слова.

– А знаешь, ты прав, – после долгого молчания заявил он, и продолжил очень пафосно, как на похоронах. – У нас, у каждого, кто учился, когда-нибудь и где-нибудь, был преподаватель, который слыл пьяницей, которого не любили на кафедре и обожали студенты. Его лекции были феерией знаний, мыслей и чувств. Как поход в кино или спектакль. И каждый раз премьера. В отличие от студентов он иногда прогуливал собственные лекции, но его прощали…

– Жора, – произнёс я грозно, – давай не перебарщивай. Были, конечно, и такие, согласен. Я бы даже сказал, что лекция – это не источник знаний, это встреча с личностью, с Учителем. А если препод не личность, нечего на такие лекции и ходить. Я, например, и не ходил. Есть другие источники информации. Мне до сих пор снятся по ночам кошмары: что через два дня экзамен, а я все лекции прогулял. Знал бы, что потом всю жизнь буду плохо спать, поостерегся бы лекции прогуливать.