Артур Марьясов - Садгора

В тон коричневой форменной обуви был чемодан, купленный ещё родителями, который стоял рядом в багажном отсеке. Все вещи Феликса, необходимые на первое время, были в нём. С этим чемоданом он приехал вчерашним школьником поступать в училище, с ним же бывшим курсантом вступал в офицерскую жизнь. Все годы учёбы поместились в его нутро. На дно бережно, чтобы не помялся, был помещён диплом, который не стыдно показать. Любимому деду в ветеранском магазине зачем-то по блату продали модную импортную футболку белого цвета с флагами, как оказалось, несуществующих государств. Дед Иван эту диковинную вещь отдал внуку, и она теперь в качестве выходной покоилась на почётном месте. Полчемодана заняла отцовская военная лётная кожаная куртка. Рядом с плейером магнитофонные кассеты с записями групп «Nazareth» и «Кино». Нашлось место и для складной доски с походными шахматами на магнитиках. Остальное – так, по мелочи. Сверху аккуратно уложен единственный штатский серый костюм, с которого химчистка с трудом свела праздничные следы выпуска из военного заведения.

Посидели хорошо, все были как свои. На первой офицерской попойке во главе сидел майор Трюкин. Феликс сидел рядом с Константином и пил своё любимое шампанское. Лейтенанты всё в шутку спрашивали Феликса, будет ли он прокалывать себе ухо под музейную гусарскую серьгу. Трюкин для поддержки разговора рекомендовал посмотреть «Гусарскую балладу», очень ему этот фильм нравился, особенно девушка в форме гусара. Проигнорировал мероприятие только Родион, который опасался, что ставшие равными с ним курсанты-лейтенанты могут подшофе всё ему припомнить. Весело обсуждая дезертира компания пришла к выводу, что если кто и мог стащить серьгу и спрятать её так, чтобы в казарме не нашли, то это был сам старший сержант замкомвзвода Родион, только у него была отдельная комнатка. Иногда алкоголь улучшает память и добавляет смелости в поисках справедливости, хотя это медициной и не доказано.

Сидя в отдельном комфортном кресле у иллюминатора лейтенант через очки всматривался в пробегающие внизу картинки незнакомой ему местности и щурился то ли от солнца, то ли от удовольствия. Малооблачный горизонт в круглом окне объединял в одну радостную картину синее небо и золотые поля пшеницы. В нагрудном кармане рубашки у самого сердца лежало предписание: приказом таким-то назначить его помощником военного коменданта гарнизона Садгоры. Текст на официальном бланке с гербовой печатью был написан каллиграфическим почерком младшего сержанта Константина – курсового писаря и по совместительству его командира отделения. Их кровати в опостылевшей казарме разделяла, а на самом деле объединяла одна на двоих тумбочка. Лейтенант Костя, родом из Полесья, в морском чёрном мундире убыл служить в ставшие родными для Феликса Хибины, а лейтенант Феликс в зелёной форме – в Карпаты. Всё смешалось, но в пока ещё единой, большущей стране, еле вместившейся между Кёнигсбергом и Сахалином, каждому нашлось своё место.

Феликс улыбнулся, вспомнив о случае, определившем его судьбу. Когда из различных структур представители, которых называли «покупатели», стали на последнем году обучения в училище проводить пятиминутные интимные беседы с выпускниками, его почему-то мучали дольше других. Феликс тет-а-тет доложил кадровику-подполковнику как на духу: офицером ещё в школе решил стать потому, что есть пример отца, кроме того, если бы призвали солдатом, то жаль было бы впустую терять два года. Учился всегда хорошо, но брал скорее не талантом, а усердием. Люблю историю, театр, спорт – нет. Серьгу гусара-ахтырца из музея не брал. Кто взял – не знаю. Русский по национальности, но важно ведь не какая у тебя группа крови на рукаве, а служишь ли ты под колоколами или под колокольчиками. Как это объяснить? Примерно так: чувствую себя римлянином – гражданином Рима, а не итальянцем из пиццерии. Был как-то в Карпатах, очень понравились знаете ли чебуреки с местным пивом, хотелось бы повторить, да и страну посмотреть не мешало бы. Подполковник-кадровик разделял такие же вкусовые предпочтения и посчитал непосредственность наглеца за удачную шутку комсомольца, записав пожелания в свой блокнот. Феликс обратил внимание на то, что на обложке блокнота была изображена зебра. Вроде серьёзный человек, а какая-то зебра на блокноте, в котором решается его судьба. Полосы белые, полосы чёрные. Была ещё одна причина – сердечная, но о ней Феликс умолчал до времени. Про деда Ивана, получившего ранение в этих местах, не говорил, так как отец его – прадед Павел был как раз тут репрессирован, и неизвестно как к этому факту отнёсся бы «покупатель». Курсанты в связи со столь долгой беседой кадровика с Феликсом занервничали и заревновали, особенно старший сержант Родион, который был родом из Карпат.

Но если с кадровой службой шутки ещё прокатывали и воспринимались, то военная контрразведка шутить не любила. Использованный ею в училище в качестве сексота старший сержант Родион был отправлен служить командиром взвода на Байконур. Замкомвзвода сделал свой выбор и жаловаться ему было некуда, о чём он дал соответствующую подписку четыре года тому назад. Ему в качестве материального вознаграждения родиной был положен двойной оклад за службу на секретном объекте, а в качестве моральной компенсации Феликсом были переданы в безвозмездное и бессрочное пользование подошедшие ему по размеру Феликсовы офицерские хромовые парадные сапоги. Они ему нужнее в степи-то.

Салон самолёта был полон, но никто из пассажиров не привлекал внимания лейтенанта. Ему виделись картины становления, когда он с соблюдением субординации, но с достоинством представляется старшим офицерам, а те принимают его сначала за своего, а затем и за равного. Когда сможет показать и доказать им, что он не зря постигал уставные истины, нёс внутреннюю и караульную службы, ходил строем, чистил плац от снега, что он умеет обращаться с секретными документами, рисовать на картах синим и красным карандашами, снимать и надевать противогаз, писать и отдавать приказы, брать и нести ответственность, знает, что делать, если вдруг будет ядерный взрыв. Когда вечером после службы можно так, по-свойски, предложить отцам-командирам выпить чего-нибудь. Да, конечно, шампанского, ну или «Советского игристого», что мы, товарищи офицеры, – не гусары, что ли. Пиво и водку не предлагать.

При взлёте и посадке заложило уши, как тогда, в детстве. Как-то раз у дошкольника Феликса от чрезмерной чистки ушей образовалась так называемая серная пробка, от которой он временно оглох. Слышно было как через вату. В гарнизоне Хибин медсанчасть была одна на взрослых и их детей. Маленький Феликс сидел в стоматологическом кресле (а других и не было) и с ужасом слушал, как в соседнем кабинете молодому матросу, щеголявшему в мороз в бескозырке на затылке, теперь лечили гайморит путем прокола шприцем в носу. Тому было очень больно, потом он стих. В кабинет вошёл дядя в белом халате: «Ну-тес, что у нас? Ага, по латыни это называется керумен, будем лечить вашего мальчика!» Мама держала сына за руки, а военный врач дядя Николай, не слушая его протесты, просто взял и без боли вынул эти пробки, и слух его с тех пор стал, как у собаки. Вот если бы так ещё можно было зрение поправить в одно касание.