Марина Зимнякова - Волчица-Аквамарин

– Дмитрий, ковыляй к дивану! Давай раны обрабатывать, – крикнула я и обернулась. При этом, лицом к лицу столкнулась с парнем.

– Чего? – улыбнулся Митька. Оказывается, он уже подошёл к ванной и стоял у двери. Я смущённо усмехнулась.

– Ну пойдём, – и прошла в зал. – Садись сюда и скидывай рубаху. Показывай все телесные повреждения.

– Да будет Вам, ба… – он осёкся, увидев мой возмущённый взгляд. – Ну, Лида. Не надо меня врачевать, на мне как на собаке. Это ведь не впервой.

– Ага, не надо, – кивнула я и подтолкнула Митьку к дивану. – Давай, давай, оголяйся. Чего ломаешься, как девица на балу?

– Это я-то как девица?! – возмутился Дмитрий и, быстро скинув рубаху, демонстративно уселся на диван. Задела за живое, значит. Я ухмыльнулась, присела рядом и занялась врачеванием. Скажу прямо, познаний в медицине у меня практически никаких. Но, вроде бы, парень отделался сильными ушибами. Ведь если бы рёбра были сломаны, Митька и согнуться бы не смог. Да и руки поднять тоже. А тут вон как резво сбросил рубаху. Значит, пока остановимся на синяках и ссадинах. И фингалах. Похоже, детина знал своё дело. Причинить боль, но не искалечить и не убить. Насколько я помню, в былые времена очень ценилась крестьянская рабочая сила. Дешёвая. Впрочем, это во все времена.

Пока я обрабатывала ссадины и ушибы, Дмитрий не издал ни звука. Но довольно красноречиво морщился. Рэмбо хилого разлива, блин. Нет, ну честно, он что-то очень тощий. Если Митька задержится в нашем мире, придётся его откармливать. Намазав синяки пострадавшего обезболивающей мазью, я подумала, что нужно на всякий случай дать ему анальгин. Хотя, может и не стоит. Говорю же, лекарь из меня никакой. Но всё же таблетку и воду принесла и сказала:

– Сразу глотай и запивай.

Митька с недоверием посмотрел на меня и всё же сделал то, что просили.

– Ну вот и отлично, – ухмыльнулась я. – Теперь будем пить чай с пряниками. Пойдём, руки помоем.

После ещё одного взрыва удивления по поводу тёплой воды из крана, мы, наконец, сели пить чай. К сладостям у меня, кстати, особое отношение. Что уж говорить, почаёвничать очень люблю. И в данной ситуации очень подходил ромашковый чай. Его я и заварила. Дмитрий тоже пришлёпал на кухню. Ели мы, конечно, молча. Разговор не клеился. Но в принципе, так и должно быть. Не представляю людей из разных времён, у которых бы с разбегу завязался разговор. И всё-таки нас не тошнило друг от друга с первого взгляда. Хоть что-то.

– Ешь, ешь пряники, – строго сказала я, увидев, что парень не решается взять ещё. – Не страдай глупостями. Нельзя же всю жизнь скелетом оставаться.

– Просто первый раз ем с такой странной барышней, – буркнул Митька. – Неловко как-то.

– Ты это брось, – замотала я головой. – Я такая же, как ты. Тружусь и зарабатываю себе на кусок хлеба. Кстати, о куске хлеба. – На часах половина третьего. Надо же. Думала, прошло гораздо больше времени. Да-да, в путешествиях во времени разбираюсь почти так же, как в медицине. – Через час мне надо быть на работе. Закрою тебя здесь. Приду поздно вечером. Ты ничего не трогай и ложись спать. На всякий случай предупрежу: тут ещё проживает мой кот Пантелей. Его не пугаться и, по возможности, подружиться. Но не трогать без меня. Скоро вернусь.

Я уже была у двери, когда прозвенел звонок. Ну и кого несёт так вовремя?!

Оказалось, ко мне пожаловал… Кирилл Григорьевич.

– Добрый день, – пробормотала я и попыталась закрыть за собой дверь, выйдя на лестничную площадку.

– Здравствуй, Волчонок, – кивнул доцент. – Не хочешь пригласить меня в квартиру?

– Нет, не хочу. – удивилась я. Нет, серьёзно, это очень нагло. – И вообще, не понимаю, как Вы узнали, где я живу?

– Нашлись способы, – внезапно посуровел Ветров и, отодвинув меня в сторону, распахнул дверь.

– Какого чёрта?! – вскрикнула я и ринулась за ним обратно в квартиру.

Зашибись, денёк выдался! Теперь точно стоит пересмотреть своё желание насчёт каждодневных приключений. Обезумевшие преподаватели в мои планы как-то не входили. В общем, забежав в зал, я увидела следующую картину. Ветров остановился прямо перед бедным Митькой, который прямо-таки ошалел при виде гостя. А то, что у парня вырвалось следом, заставило меня открыть рот от изумления:

– Барин, я… – вот что за слова чуть не застряли в горле у Дмитрия. И всё. Дальше он только беспомощно заламывал руки. Ветров же не был столь нерешительным:

– Значит так, немедленно одевайся, и я отправляю тебя в прошлое. Сейчас же!

Вот как раз на этой части меня охватила такая ярость! Ну, правда, в моём маленьком мире никто не имеет права распоряжаться, кроме самого Волчонка. И скажу прямо, гнев вышел из-под контроля. В ушах звенело, мозги плавились, кровь просто вскипела. Кажется, в глазах ещё плясали молнии. И, конечно, все эти жуткие по силе чувства были направлены на одного человека, так некстати вмешавшегося в мою и без того несладкую жизнь. Короче, на Ветрова. И тут произошло нечто странное. Балкон и все окна в зале с шумом открылись. А они пластиковые, если что. Открылись сами по себе. Честное слово, я их закрывала, потому что какой идиот будет зимой держать все окна нараспашку? Ну, разве что закалённый идиот. В общем, всё открылось настежь. В комнаты ворвался мощный Ветер и просто-напросто поднял доцента к потолку. Да-да, именно к потолку. Мои глаза были закрыты, рыжие волосы встали дыбом от внезапных порывов ветра, казалось, что я полностью слилась со своей яростью и стихией Воздуха. Невозможно было думать, чувствовать или говорить. Словно резко окунулась в холодную воду. Стало одновременно жарко и холодно, и я не могла выбраться из этого состояния. Но вдруг в голове ярко вспыхнули слова, как будто кто-то пытался докричаться до меня:

– Лида! Волчица, вспомни о Времени, не поддавайся ярости и очнись! Прошу тебя, возьми себя в руки!

Я помотала головой, стараясь прийти в себя. Дыши, Волчонок, дыши! Ты всегда справлялась со всеми проблемами в одиночку. Так в чём же сейчас дело? Сделала несколько глубоких вдохов. Ветер потихоньку унимался, бережно опуская Ветрова на пол. Тавтология какая-то получается. Ветер Ветрова… Ну всё, вроде бы успокоилась. Митька… Бедный, он вообще сложился в три погибели около дивана и, зажмурив глаза, бешено вращал руками, при этом издавая непонятные звуки, не то всхлипывания, не то всхлипывания. Я подошла к нему и стала поднимать, нервно поглядывая на более-менее пострадавшего доцента. А он спокойно отряхнулся, уселся в кресло и даже вроде бы ухмылялся. Митька вдруг вырвался из моих рук и, бормоча что-то несвязное, рванул на кухню. А Ветров вдруг проговорил:

– Я так понимаю, ты против того, чтобы кто-то вмешивался в твою жизнь? А помягче сказать нельзя было?