Marina Miller - Годы моих потерь. Из записок сумасшедшей Эм Бер

Эм делала всё. Но больше всего она молчала. Она любила тишину, в ней нет ничего страшного. Весь страх сокрыт только в нас самих. В тишине она могла отчетливо слышать стук своего еле-еле работающего на износ сердца и стоны души. Он был в ней. Эм его чувствовала. Он был частью её сознания, её тела. Она любила его.

***

«Одинокими бывают не только вечера, но и дни. С ним нельзя бороться, оно всепоглощающее, затягивающее в бездну замкнутого круга. Словно мотылек я порхаю по кругу бесконечно и не могу найти выход их этой центрифуги. Мои маленькие потрепанные крылышки уже вот-вот отлетят от моего нежного тулова и разлетятся по воздуху, но я всё еще продолжаю вертеться и вертеться, надеясь на лучшую долю. Все это бессмысленно.

Я слышу, как каждое прожитое мгновение в этом заключении для меня отстукивает барабанной дробью в ушных раковинах и сливается с сердцебиением и разумом, которого уже практически не осталось от тошнотворного головокружения. Во мне ещё теплится что-то живое, что-то хочет и рвется наружу, но я всё ещё верчусь и верчусь в замкнутом круге моих надежд. Которым не суждено сбыться никогда! Мне кажется, что я уже не чувствую, как прожигаю каждую минуту своей бессмысленной жизни. Я сама веду отсчёт. Что мне нужно изменить? Казалось бы, чего я ищу?

Мне всегда не хватает смелости, чтобы взять и закрыть все двери, стереть все пути, которые ведут меня в преисподнюю, где я буду гореть сильнее, чем остальные, ибо все мы грешны и грехи наши неискупимы.

Я точно знаю, что мне нужно поменять, но я не могу найти в себе решительности, чтобы выбиться из этого порочного круга и вдохнуть глоток свободы полными легкими, и почувствовать себя хоть раз в жизни другим человеком.

Я смотрю на все сквозь розовые очки, стекла которых уже давно разбиты и склеены несколько раз подряд, тем самым создавая ещё большее искажение реалий. Все эти трещинки на стекле наполняют мои зрачки непонятными картинками знакомых мне мест, людей, иллюзий. Все привычное и знакомое для меня, кроме меня самой.

Кто я? Неужели я так изменилась? Почему я вижу в зеркале человека, который даже внешне мало похож на меня. А какой я была раньше? Я не помню. Почему я сравниваю себя ту и себя нынешнюю, и не могу найти сходства?!

Та же родинка над губой и еще пара на правой щеке, неровные приподнятые брови, в уголках глаз появляются мелкие гусиные лапки, несколько глубоких впадинок на лбу и огромные печальные серые глаза. Это… я? Или, может быть это тот образ, который я привыкла видеть каждый день?

Почему я такая стала? Лицу явно не хватает румянца, оно стало очень бледного цвета, казалось, что я страдаю анемией или еще какой-то дурной заразой. Глаза давно потухшие, даже осевшие. Что со мной? Мне страшно смотреть на себя. Отворачиваюсь от зеркала и мой рот слегка кривится, словно я улыбаюсь.

Я устала от одиночества. Кто говорит, что одиночество – это не наказание – тот жестоко лжет! Одиночество – это мука. Это невыносимая боль. Я скучаю по дням, где мы были вместе. Я скучаю по моментам с ним. Но больше всего я скучаю по той себе. Там, где во мне еще была жизнь…»

***

Говорят, если любишь, можно простить всё, только бы остаться с человеком, которого любишь. Эм не смогла. Он не уходил от неё, не изменял её, не причинял физической боли. Он однажды убил её словами, а затем снова убил молчанием. Она рассыпалась на мелкие кусочки, а он даже не попытался собрать её заново. Эм сказала, что простила его. Она соврала. В глубине души Эм хотела все забыть, она привыкла к нему, и научилась мириться с ним и с собой, но не смогла принять тот факт, что он так и нее смог понять её молчания.

Провожая его, она не была расстроена. Эм молча, смотрела на него и понимала, что им уже не суждено встретиться снова. Что-то внутри уже отпустило его, как и он отпустил её руки. Сухо поцеловав Эм на прощание, он сказал, что любит её. Она ничего не ответила. Её глаза сияли от слез. Эм не было больно, не было грустно, было абсолютно все равно.

Она отвернулась и пошла прочь. И только спустя несколько минут слезы полились нескончаемым ручьем из её глаз и так же быстро прекратили литься. Она проводила его…

***

Дни потянулись нескончаемой чередой обыденности. Работа, дом, работа. Не поднимая, глаз, Эм трудилась и пыталась не думать ни о нем, не о себе. Она уставала. Длинными, казалось бесконечными ночами, я вспоминала о нем. Она скучала. Но это не была скука, которая разрывала ей сердце, которая сжимала кулаки от досады. Это была скука уважения к нему.

«Иногда я даже представляла, что у нас будет семья. Он очень заботливый и сильный, я хрупкая и нежная рядом с ним. Он целует меня в шею, и по всему моему телу разливаются потоки желания и любви. Уютные вечера у камина с чашкой горячего шоколада, как любил он, и крепкого кофе без сахара, как я люблю. Он шепчет мне о нескончаемой своей любви, и мы вместе строим планы на счастливое будущее. Я счастлива с ним, как никогда…»

Никогда этого не будет. Может быть не с ним. А быть может ей и вовсе суждено проживать свой век от одного «мальчишки» к другому так и не найдя покоя и душевного равновесия. Все гороскопы против них, полная несовместимость. Они не созданы друг для друга.

Эм работала не покладая рук. Зарываясь в бумагах, отчетах, она лишь изредка вспоминала о них, о тех, былых них. Он звонил ей каждые выходные, ласково называл её своей, и говорил о том, как скучает по ней и как без неё ему плохо. Эм внимательно слушала каждое его слово и пыталась услышать какой-то скрытый смысл, но каждый раз все её попытки были тщетны. Тот пожар, который сжигал Эм изнутри, погас, и все тепло развеяла зима. Она взаимно отвечала ему тем, что он хотел слышать от неё, потому что считала это своим долгом, и клала трубку.

Незаметно, и так медленно пролетел месяц.

«Просыпаться по утрам и засыпать вечерами было бессмысленно. Возвращаться в пустую квартиру не хотелось, меня там никто не ждал. Немного послонявшись по морозным улицам, я все же возвращалась домой. Мне хотелось тишины. Да, она разъедала меня изнутри, но больше всего на свете мне хотелось тишины. Я жаждала ее целые сутки, а после возвращалась домой и наслаждалась ей безучастно. Мне не хотелось ни с кем говорить, словно мой язык онемел. Я ложилась на холодную широкую постель и закрывала глаза. Сильная дрожь пробегала по моему телу, как в ту ночь. Временами знобило. Я закрывала глаза и представляла свой идеальный мир, без людей.

Последнее время я ненавидела людей, их лица. Я старалась избегать малейшей возможности говорить с ними, даже стоять или идти рядом, избегала взглядов. Меня устраивал мой одинокий мир, где каждое мое действие совершалось без особых усилий и затрат энергии, словно я была бесформенной массой, без костей и мышц. Субстанцией.