Иван Стаценко - Откровение

– В самом начале Библия говорит: Иисус создал в течение шести дней всё, а в седьмой день он почил, перестал делать. Он благословил этот день и освятил или отделил его для Себя.

Отец Джон предложил Джеймсу и Ханне посетить урок религиозных культур, Джеймс и Ханна с радостью согласились. Вполне возможно, что они согласны были на всё, лишь бы не слушать проповеди Джона Уокера.

– В католических школах обычно при приёме на работу требуют, чтобы учитель был практикующим католиком, – пояснял Джон, пока они входили в кабинет. – В нашей школе таких условий нет. Мы отдаём предпочтение наиболее квалифицированным кандидатам, которые, по меньшей мере, симпатизируют христианскому духу школы.

Войдя в кабинет, Джеймс увидел то, что опасался увидеть больше всего: преподавателем была монахиня, и одета она была соответственно. Как бы отец Джон ни пытался переубедить Джеймса, что это практически обычная школа, лишь с уклоном в изучение христианской религии, в глазах Джеймса это была та же церковь, где проповедуют свою точку зрения и навязывают её тем, кто не способен ей противостоять – детям. Он не хотел находиться в этом кабинете, но было уже поздно. Отец Джон представил Джеймса и Ханну монахине и детям и заявил, что гости очень интересуются, как проходит обучение в школе. Дети тут же начали делиться своими впечатлениями. Абсолютно все высказывались положительно, все так или иначе были на эмоциях, но Джеймс им не верил, он видел лишь натянутую улыбку и строгое наказание тому, кто осмелится сказать правду. А правда была не такой прекрасной…

Джеймс научился определять правду от лжи. Также он научился подмечать мелкие детали, которые обычный человек может с лёгкостью проглядеть. В беседе с пациентом всегда важно обращать внимание на некоторые вещи, так Джеймсу и приглянулась странная красноватая полоска у одной из девочек на левой руке. Несмотря на то, что девочка быстро спрятала руку, заметив сердитый взгляд Джеймса, он понял в чём дело. Кардиган хоть и закрывал предплечье, но не закрывал руку полностью. Это был след от удара, по всей видимости, по заключению Джеймса, удар был произведён линейкой. Очевидным стал вопрос: кто нанёс эти удары? Повернув голову, он посмотрел на монахиню, что с улыбкой наблюдала за детьми и посматривала на Джона, периодически, толкающего свою речь. «Это, определённо, она, – сделал вывод Джеймс. – Эта стерва калечит детей!»

Внутри у него взбушевал вулкан. «За что они её так? За непослушание?» Хоть и не было никаких доказательств того, что била линейкой по рукам детей монахиня, Джеймс почему-то точно был уверен в том, что это она. Ярость затуманила его разум. В последний раз он обратил взор на небольшой крест с распятым Иисусом, что висел на стене и ещё больше наполнился яростью, что после всего этого все люди в монашеской рясе смеют прикрываться именем Господа.

– О, благодать! Спасён тобой… – раздалось откуда-то. Это был голос священника, который Джеймс слышал уже не раз.

Голова стала кружиться, желудок стал извергать содержимое, а легкие стали сжиматься так, что он не мог дышать. Этот голос… Джеймс не мог определить, откуда он идёт, он, словно, был повсюду. И в то же время Джеймс никак не мог определить его источник.

– Я из пучины бед…

В глазах кабинет стал расплываться, и вот Джеймс уже не видел, что происходит перед ним. Вены на шее стали набухать, пот начал струиться по лбу, а ноги подкашиваться. Воротник сжимал горло, а затянутый галстук душил его. Обхватив левой рукой лицо, Джеймс сослался на плохое самочувствие и, извинившись, быстро покинул кабинет. Никакого ответа, никаких замечаний со стороны святого Отца, монахини, Ханны или детей он не услышал, в голове лишь продолжал звучать голос пастыря и его чёртова песня, которая проела уже весь мозг.

Джеймс быстро нашёл уборную и бросился к раковине. Вода помогла привести его в чувство и освежиться. Умывая лицо, он всё пытался понять, что это только что было? Откуда раздался этот голос? Кто этот пастырь, что всё время видится ему? Ополоснув лицо ещё раз холодной водой, он стал смотреть на своё изображение в зеркале.

В уборную практически следом за ним ворвалась обеспокоенная Ханна.

– Что с тобой произошло? Ты, словно, оборотня там увидел.

– Это вообще-то мужской туалет, – подметил Джеймс, смотря на неё через отражение в зеркале.

– Не переживай, меня не интересуют какающие мальчики, – попыталась она пошутить, чтобы дать себе понять, что ничего серьёзного не произошло. – Так в чём дело?

– Я не знаю.

– Джеймс! – не унималась она, подошла к нему и встала рядом. – Я волнуюсь за тебя.

Он замялся, не зная, что сказать. Сказать правду? Соврать? Сказать, что просто отравился? Ханна не настолько глупа, она не поверит.

– Я и вправду не знаю, что со мной происходит, – начал он объясняться. – В последнее время у меня всё чаще возникают какие-то видения. Эти видения… Они больше похожи на воспоминания. Я не могу объяснить это, потому что меня беспокоит тот факт, что я ничего не помню до переезда в Берлингтон. – Он снова омыл лицо холодной водой и протёр глаза. Ханна слушала его, не смея прерывать. – Когда мне было двенадцать, мой отец на бешенной скорости въехал в здание заброшенного приюта для животных, ты это знаешь. – Он рассказывал эту историю Ханне. – И как бы я сейчас не пытался вспомнить, я практически ничего не помню из своей жизни, до того момента, как он погиб. Словно, из меня вырезали этот кусок воспоминаний, понимаешь? Все люди помнят, как поступили в первый класс, как учились в средней школе, а я ничего не могу вспомнить, лишь какие-то обрывочные отрывки. Но даже не этот факт пугает меня больше всего, – он набрал в лёгкие побольше воздуха, – а тот факт, что мне кажется, что до двенадцати лет я тоже ходил в религиозную школу. Моя мать католичка, но я никогда не интересовался у неё, в какой школе я учился. Скажи, как я мог забыть такой большой промежуток моей жизни? Как?

Джеймс прислонил голову к зеркалу и закрыл глаза. Ханна нерешительно подошла к нему и обхватила его спину руками, затем прижалась к его телу. Это всегда успокаивало её, когда Джеймс делал тоже самое.

– Я порой не помню, что происходило вчера. Наверное, это не удивительно, что ты не помнишь того, что происходило много лет назад. Тем более ты мог забыть эти воспоминания на фоне стресса из-за смерти отца.

– Наверное, ты права.

Он успокоился. Джеймс готов был вернуться в класс и продолжить экскурсию. Но его ещё какое-то время беспокоило галлюцинаторное присутствие поющего священника. Во время практики и работы он выслушал немало историй от пациентов, слышащих голоса и видящих то, чего быть не может. И вот Джеймс сам оказался в их числе, как бы он не желал признавать себя психически устойчивым.