Хамархан Хамтай Александр - Воспоминания старого шамана. Модорхон

Старики кочевые так объясняли:

«Что для природы хорошо, то для пастуха северного благостно.

– Солнце утром выглянуло, тайгу осветило, – хорошо пастуху, – новый день для него наступил, – новые события в его дороге.

– Спряталось солнце за тучи, – тоже не плохо: по прохладе легко кочевать, – не так жарко для оленей и для людей.

– Дождик пошел – землю напитал, – поросла трава и растения в лесу, – плодами Природа кочевников одарила: грибами и ягодами, мхами и травами оленей накормила. Намочила дождем жилище пастушье, сверху вниз по нему скатилось. Очистилось жилище от всего старого, освободилось от пыли и грязи путевой. Стало оно еще легче, еще воздушнее стал кочевой путь».

Летели пастухи по земле на оленьих упряжках, землю ногами своими и оленьими вращали. Помогали они горизонт поднимать, от раннего восхода и до позднего заката. Вечером, когда на ночевку становились, горизонт с другой стороны опускался. Отдыхала природа от дня трудового, тьмою ночною она укрывалась.

Дни, для кочевников, быстро летели: все в пути, все в своей дороге. Каждым рассветом ясным и каждым новым закатом, отмеряли их кочевые жизни.

Месяцы, следом, за днями шагали, сезонами разными людей испытывали.

После лета теплого и осени плодородной приходила зима в тайгу, наступали морозы трескучие. Менялся лес: из зеленого теплого, становился белым холодным. Замерзала тогда земля, реки с ручьями покрывались льдом и снегом.

Пастухи снег собирали, таяли на горячем огне, чай для себя кипятили и пищу готовили. Зимним днем кочевали люди. А вечером длинным, и темной ночью, смотрели люди на высокое небо.

Небо морозное чистое, звезды как солнышки яркие, – все на ладони видно.

Длинная, долгая северная ночь, – хороша она для раздумий. Думает много кочевник, – жизнь свою осмысливает. Созерцает Природу северную и ее не простые посылы.

Звезды на небе высоком, свою мудрость, ему, рассказывают. Смотрит на них человек, – о безграничной Вечности думает. Думает он о родных и о Вечности, и об этом он песню поет.

Все, что видит глазами кочевник, все, что есть у него на душе – все обретает куплетами песня, и мелодией, его, голоса оборачивается.

Мысли, его, лёгкие, – как и он сам. Мысли, его, веселые – как его кочевая жизнь. Откуда они приходят? – Из Вечности. И туда же, – в далекую Вечность уходят.

Ночь наступила, ветер подул, поземку над землею погнал. Летит он, играет поземкой, полог у чума пытается отогнуть, посмотреть хочет на пастухов и на их жилище.

Лежат олени на снегу, от поземки ветреной глаза прикрыли. Сохраняют тепло под оленьей шерстью. Завтра не скоро наступит, нужно ночь переждать до времени. Лежат собаки мохнатые на снегу, накормленные своим хозяином. Самые лучшие друзья, его, по его кочевой дороге, – верные помощники на его пути. Калачом свернулись, греются в шубах собачьих, носы в шерсть густую уткнули. Уши у них подрагивают, не спят уши, – все слушают. Сквозь поземку ветреную и сквозь шум от деревьев слышат. По слуху чуткому и по запаху узнают они новости в темноте. Дополняют, они, с человеком друг друга, верностью служат, ему, и храбростью.

Волк серый, больше собаки, порой, – но не боятся, его, собаки. Кабан пострашнее волка и поболее, – однако, и он для собак не страшен. Не страшатся, его, друзья человеческие, сразу в драку вступают с ним.

Медведь по тайге ходит, – самый большой и опасный зверь: ходит не слышно, нападает внезапно. Однако собаки и тут наученные: не пускают медведя к кочевью, чуют, они, зверя заранее, заранее, они, лай поднимают. Будят, они, пастуха со своей семьей.

Но если зверь совсем рядом, – тогда собаки дерутся, – защищают своих хозяев.

Проснулись хозяева ото сна и от лая собачьего, – поняли, что происходит. Достали они ружья с пулями, вышли из чума и стали в медведя стрелять. Но медведь не дурак, —под пули не лезет. Дальше отходит, на оленей напасть пытается. Собаки и здесь рядом, – не дают развернуться, подскакивают.

Ходит медведь, будто тень посреди ночи. Почти не заметно его и почти не слышно. Но пастухи опытные, – глаза у них острые. Днем и ночью хищника различают.

Поначалу пугают медведя «хлопком оружейным». Боится медведь человеческих выстрелов. Но если он не боится вдруг, тогда люди прицельно в него стреляют. Худо, тогда, медведю. Ранить хищного зверя, у кочевья нельзя, – может дел он наделать, – на зверей напасть, – на людей. Если стрелить в такого медведя, то только прицельно и только убить его.

Здесь, на севере, все пастухи: – и охотники и рыбаки. Без пищи в лесу не останутся. Глаза у них меткие, и сердца холодные. Не дрогнет рука, у них, – ничего не испугается: ни волка, ни кабана, ни большого бурого гостя.

Походил медведь возле чума пастушьего, ревом своим, собак попугал, да так и ушел в тайгу ни с чем. И потом не вернулся назад. Отвернулся от тех пастухов с оленями, в покое, их, на время оставил.

Успокоились люди, и зажили по-новому: безо всякого страха, и безо всякой паники.

На одном месте стоят, – не боятся, и кочуют с оленями, – не беспокоятся.

Много дичи, возле людей, – целое стадо оленье, но и много от них и опасности – ружья их и собаки. Люди здесь меткие, пули у них быстрые. Можно шкуру свою потерять, и без головы на мохнатых плечах остаться.

Проходит длинная зимняя ночь, светает. Тихо на рассвете, изморозь после снега появляется, туманом покрывает низкие места. За дальними белыми деревьями, на светло-синем небе, желтеет новый горизонт.

Расступается туманная дымка, освещает лесную округу. На рассвете самый сильный мороз, то, что за ночь накопилось: крепкий холод и лед, – все выходит наружу. С первый солнцем оголяется зимняя сущность. Белый сезон завершает свой годовой цикл.

Лежат олени на снегу, глаза приоткрыли, вся шерсть и морды у них в изморози. Собаки рядом с оленями, лежат своими ушами подрагивают. Поработали ночью собачки, отогнали бурого зверя.

Вышел пастух из чума, накормил собак, набрал котелок свежего чистого снега и вернулся в свое жилище.

На рассвете кочевники поднимаются. Хозяйка первой встает, огонь малый, почти угаснувший, сухими дровами разводит. Заботится она о своих домочадцах: воду из снега растапливает, греет чай для них утренний. Просыпаются дети, матери с отцом помогают. Завтракает все семейство, чай пьет из лесных трав. За чаем сидят, разговаривают. Отец со старшим сыном общается, дает ему разные поручения. Подрос уже старший, и два брата его, тоже подросли. Одна сестра пока еще маленькая, любимая дочка у своих родителей.

– Второй чум надо строить, дети взрослые уже, – проговорил Хозяин.

– А куда нам торопиться, в нашем чуме пока не тесно, – отвечала хозяйка. – Зимой, чем больше народу, тем теплее.