Алина Григорьева - Небесная канцелярия слушает. Часть I

Под конец бесплатного инструктажа Миша ощутил в себе желание встретиться с Настей вновь.

– Могу предложить тебе скидку. Это по правилам клуба запрещено, но я вижу, что у нас при совместных тренировках будет хороший результат, – напустив на себя как можно пущую холодность, предложил Михаил.

– У меня нет свободных денег на индивидуальные занятия, – ответила чистую правду уже как пять лет безработная Настя.

– Тогда давай просто встречаться в зале, я иногда буду к тебе подходить и инструктировать, – Миша не собирался сдаваться. Он вообще ни разу в жизни еще этого не делал.

– Договорились, – легко и непринужденно капитулировала Настя.

Так началась история двух людей – юноши и женщины. Полная надежд и разочарований.

Так в свои девятнадцать Миша понял, что впервые влюбился. Что может быть чище и наивнее, ярче и прекраснее, чем это первое в жизни взрослое чувство. Пропасть лет между ним и Настей заставляла его ставить перед собой взрослые цели и с успехом достигать их. Дарить заботу, получать нагоняй и продолжать верить в любовь, принося себя в жертву человеку любимому.

Однако все мы рано или поздно, желая подвести итоги, оказываемся перед зеркалом жизни, которое со злой насмешкой открывает нашему взору суровую правду. Так и Миша, встав перед ним в полный рост, не увидел того, чего так хотел, о чем мечтал и к чему стремился.

За два года отношений он превратился в мальчика на побегушках, безропотно и беспрекословно выполняющего приказы Насти, завуалированные просьбами. Простирались они от несколько неожиданных «купи трусы для моей дочери» и доходили до вполне развязных «привези нам с подругой в три утра шампанского». Взамен в лучшем случае он не получал ничего, в худшем – претензии.

В компании своих подруг Настя с гордостью демонстрировала чудеса дрессировки мужчин, а заодно и новый бюст, щедро проплаченный Михаилом. Он сделал ей этот подарок после сцены задушевного разговора о том, какие комплексы и муки она испытывает, глядя на эту часть своего тела. Однако, получив желаемое в виде новой груди третьего размера, Настя смело обвинила Мишу в своих страданиях, что вызвали у нее операция, болезненность швов и беспомощность при восстановлении. И она тут же выпроводила Мишу из палаты, попросив погулять.

– Никуда я не уйду! – подал свой неожиданно возмужавший голос Миша.

– Пошел вон! Ты мне больше не нужен! Ненавижу тебя! – такая благодарность за бюст третьего размера слетела с губ Насти.

Замутненный любовью разум Михаила начал что-то подозревать и требовать от него незамедлительных действий. Сложно любить и не быть любимым. Отдавать, ничего не получая взамен. Такая любовь будет жить, покуда хватит воли любящего.

Поставив на Настину машину маячок, дабы тот любезно извещал о ее передвижениях, Миша удалился в свою жизнь, одним глазком поглядывая на чужую, исключительно в благородных целях. Задетое же самолюбие не позволило ему молчать, пробудив желание мести.

Мальчики на побегушках, те, чьи души тронула обида, способны на многое. Они копят и хранят в себе не только тайны обидчика, но и шкафы со скелетами. Суеверно берегут корзины с грязным бельем, собирают по крупицам чужой мир. Но не дай вам бог обидеть такого преданного слугу, как Миша, и вы тут же станете свидетелем собственного краха. Собранный ими пазл из ваших темных сторон обрушится неожиданно, и вы не успеете убежать.

Миша перелистывал в своей памяти обрывки разговоров с Настей, склеивал в своей голове картину ее жизни и прочерчивал между этим всем четкие линии плана. Плана своей холодной и жестокой мести.

Она говорила, что ей иногда кажется, как за ней следят.

Она уверяла, что больше всего на свете любит свою дочь.

Она больше всего боялась, что ее муж узнает о ее изменах.

Миша начал свою игру с открытой слежки. Ездил за ней по пятам, обгонял на перекрестках, делал вид, что отстал в потоке машин, но благодаря маячку, с пугающей легкостью вновь находил ее автомобиль. Иногда он менялся машинами с друзьями и игра становилась еще увлекательнее. Бедная Настя не знала, когда, где и на чем появится на ее горизонте Михаил, и всегда с тревогой смотрела в зеркало заднего вида. И даже, когда он оставлял на время свои игрища, чувство, что за ней следят, не покидало ее.

Тем временем он выяснил расписание занятий спортивной секции, которую посещала Настина дочь, чтобы нанести очередной удар. Нет, он не делал ничего особенного, в том числе и незаконного – просто был у секции всегда заранее. За пару минут до их прибытия. Ставил машину на видном месте, а дальше воспаленный слежкой разум Насти дорисовывал картину сам, пугал ее до дрожи в коленях, до липкого, паутинного страха.

Миша иногда на сутки кидал свою машину в Настином дворе. Она звонила из ванной, шепотом кричала в трубку, чтобы не услышал муж:

– Перестань! Я напишу заявление в полицию. Не могу больше так жить.

Она не плакала, люди на грани помешательства воют, кричат, их трясет мелкой дрожью, но они не плачут. Парализованные страхом и брошенные на растерзание инстинктам, они стонут бессонными ночами, сжимая зубами подушку.

Настя покрылась землистой серостью, глаза ее отражали миру пустоту, сведенную в одной точке. Казалось, если она перестанет смотреть в этот концентрированный в одной точке мир, то умрет от живущего в ней не человеческого страха.

Когда страх овладел разумом Насти полностью и она перестала реагировать на все происходящее вокруг, ее муж взял ее, обессилевшую, под руки и привел к районному психотерапевту – милому старичку в очках, напоминающему профессора Преображенского из «Собачьего сердца».

Она же была не в силах расслышать даже слов врача, они проходили в ее сознание сквозь плотную вату из страха, сменяющегося апатией, и не оставляли в нем никаких следов. Вата была везде – в лучах солнца, в зелени травы. Густая серая, страшная вата. В ней была только Настя и ее маленькая, сложенная вчетверо жизнь в колючем, глухом коконе помешательства.

Спустя несколько месяцев, наполненных бесконечными антидепрессантами и густыми ватными мыслями, она начала медленно приходить в себя.

Компенсировав этим поступком муки уязвленного самолюбия, Михаил вернулся в образ сильного и холодного персонального тренера. Вновь окружил себя мимолетными связями с юными леди, но уже очертил перед ними границы дозволенного: говорил, что женат и рассказывал о Насте. Ведь мы всегда говорим больше о том, кто живет в нашем сердце, как бы нам ни хотелось его оттуда убрать и как бы больно мы друг другу ни сделали.