Владимир Ушаков - За тридевятью морями

– Не переживай ты так! – Успокаивает дочь отец, – Ты же в свое время поехала со мной в Африку и ничего, все обошлось. А здесь все же не в Африку ребята едут, а в Москву. И все у них будет хорошо.

Владимир обращается к отцу и матери Марии:

– Я обещаю Вам заботиться о Марии, любить свою жену и нашего сынишку, Энрике.

– Будем переписываться. Обязательно! Со всеми! – Заверяет Островский, не написавший домой ни строчки.

– Конечно! – горячо поддерживает его Владимир.

Владимир обнимается с приятелями. Мария – с родителями и подругами. А Олег Островский, как всегда, не может удержаться, чтобы не сострить:

– Вот декабристка! Тоже за мужем едет. Одна, помню, такая декабристка, поехала за своим мужем в Сибирь и испортила там ему всю каторгу.

– Дурацкая у тебя шутка, Олег. И совсем не к месту.

– Слушаю и повинуюсь. Исправлюсь. Я ж так. Пошутил.

– Я понимаю, а то бы врезал тебе при всем честном народе.

– Я те врежу!

Рассерженный Олег отходит от Толи оскорбленный и непонятый. Последние объятия, пожелания, и чета Ершовых скрывается за барьером паспортного контроля.

В аэропорту «Шереметьево-2» как всегда столпотворение. Около стеклянной перегородки, отделяющей холл от таможенного контроля, там, где надпись на раздвигающейся двери «Выход» толпятся люди с цветами. У некоторых других встречающих в руках бумажки или таблички. Эти ожидают деловых людей или делегации. Наглые таксисты выискивают, кого бы подвезти. И вот родители Володи и Юля различают в толпе пассажиров своего сына и видят, как он подходит к таможенному посту для досмотра. За ним идет Мария с сыном на руках. Они еле управляются с грузовыми тележками. Володя тоже ищет взглядом родных среди встречающих и, наконец, их находит. Он успевает радостно махнуть родным рукой и под напором толпы с вещами скрывается за перегородкой.

Столики для досмотра приставлен друг к другу и вытянуты в одну линию, и за каждым из них стоит таможенник. Строгий мужчина в зеленой форме, ничего не спросив у Ершова, ставит штамп на декларации и дает ему знак рукой проходить на выход. Одновременно с Ершовым досмотр проходят за соседними столиками, справа и слева от Володи, двое по внешнему виду, скорее всего рабочие, то есть специалисты, прилетевшие этим же рейсом с Кубы. У них примерно одинаковая поклажа. И у одного работяги, и у другого на тележках несколько картонных коробок. Обоих досматривают таможенницы. Таможенница спрашивает того рабочего, что стоит справа от Володи:

– Что у Вас в коробках?

– Ракушки, книги, обувь, пластинки. Так, пожитки разные, – отвечает рабочий.

– А в этой?

– Ботинки.

– Откройте.

Рабочий, замявшись, развязывает коробку, и таможенница видит в ней попугая.

– Медицинский сертификат на птицу есть?

– Не успел оформить.

– Птиц без сертификата провозить нельзя. Берем птицу на двухнедельный карантин.

– Я ж улетаю в другой город. Девушка, милая, я ж не смогу его забрать.

– Все. Свободны. Проходите! Не задерживайте очередь! – таможенница берет смело попугая и убирает его в ящик внизу таможенной стойки.

– Эх, девушка, девушка! Черт тебя подери! – зло рычит Генрих, отходя от стойки.

– Проходите. Не задерживайте очередь!

А слева от Владимира другая таможенница, постарше своей коллеги, спрашивает второго рабочего:

– Что в этой коробке?

– Ботинки.

– Идите.

Как только из раздвинувшихся стеклянных дверей появляются Володя и Мария с ребенком, их окружают родные Ершова. Таксисты, получив отказ от своих услуг, отходят в сторону, а отец, мать и Юля помогают Володе и Марии с вещами выбраться из толпы и тут уж дают волю своим чувствам: начинают обнимать, целовать и Владимира, и Марию. А Юля сразу забирает у Марии маленького к себе на руки. Конечно, родня Владимира, хотя и старается это скрыть, во все глаза рассматривает жену сына, но опомнившись, торопятся на выход из аэропорта.

– Пошли, ребятки, на выход, – говорит мать Володи, – Там нас ждет машина. По дороге и дома поговорим. Юля, поосторожнее с деточкой, держи его крепче, не урони.

В это же время к встречающим выходят из таможни и оба рабочих. К одному из них бросается на шею жена.

– Генрих, дорогой, с возвращением! Я так тебя ждала, так по тебе скучала!

– Да ну тебя! У меня тут попугая отобрали, да еще ты здесь! Вон, Пашка! У него не отобрали, а стояли ведь рядом!

Жена Генриха обиженно отстраняется от мужа, не ожидая от него такой неприветливой встречи.

– Генрих! – стыдит приятеля Павел, – Нельзя же так! Лиза тебя встречать прилетела. Два года тебя не видела, а ты так ее грубо…

Генрих нехотя обнимает за плечи супругу, целует ее в щеку и горестно катит свою тележку к выходу. Жена Генриха, вытерев рукавом слезы, снова приникает к мужу. А Павел, развязав и приоткрыв коробку из-под ботинок, с радостью убеждается, что его попка жив и здоров.

Семья Ершовых в сборе за круглым, гостиным столом. Все в хорошем, приподнятом настроении отмечают возвращение сына.

– Мне положен отпуск за два года. Два месяца. Конечно, нам сейчас здесь, в трехкомнатной квартире, тесновато будет.

– В тесноте, да не в обиде. Ничего. Приспособимся, – утешает мама Владимира молодых.

– А я думаю, скоро замуж выйти, – вдруг заявляет безапелляционно Юлька, – и перееду тогда жить к мужу. А пока, Вовка, я на этом твоем диванчике в гостиной посплю. Как ты раньше, до отъезда.

– Обязательно. В твои-то годы…. Уж нам замуж невтерпеж.

– До революции и пораньше дочерей замуж выдавали. Я читала.

– Так-то ж до революции. Не те книжки ты читаешь. Ты бы в кружок какой записалась, если энергии невпроворот.

– Я и так и в драмкружке, и конструкторском, и кулинарить или кулинарничать учусь. Вот! А говорят, скоро опять революция будет. Смена Руководителя! – Юля многозначительно показывает пальцем в потолок.

– Не глупи, Юлька! Во-первых, нет таких слов-кулинарить и кулинарничать. Есть слово-готовить. И поменьше трепись языком. Болтливая уж больно стала. Удержу никакого нет! Так ляпнешь где-нибудь про Генерального нашего Секретаря, тебя из комсомола вмиг и выставят.

– А если серьезно, то я, пока не пошел на службу, буду подыскивать нам квартиру, чтобы снять. Мы здесь вшестером…. В общем надо думать, что делать. Я полагаю, что пока надо нам с Машенькой снять комнатку или однокомнатную квартирку подешевле. Деньги пока у нас есть, а там я на службу выйду, переводами подрабатывать стану.

Мария выходит в другую комнату успокоить плачущего сынишку и вскоре возвращается.

– Нам надо съездить в магазин «Березка». Хочу Вам всем подарки сделать. Купить модную одежку. Кое-что из техники. Телевизор японский. Магнитофон, – Переводит разговор на более приятную тему Владимир.