Ann Avarouz - Тихие шаги любви

В общем, смиренно ожидать своей участи – не про нас. Сначала, будто случайно, мы посшибали стулья на пол. Пара из них развалилась, остальные выжили. Интересный, кстати, эксперимент: оказывается, несмотря на огромную стоимость обучения в нашей школе, мебель не самого лучшего качества.

Потом Витек попробовал свои силы на указке. Выяснилось, что он сильнее, чем эта тыкательная палка. А дальше нас просто понесло. Разрушать оказалось весело и под дружный смех мы крепко взялись за дело. Через сорок минут класс валялся в руинах. Целого не осталось ничего: с парт содраны столешницы и разбиты в щепы, стулья удачно летали в стены, сшибая картины, шторы, выбивая стёкла и оставляя в штукатурке пробоины. Стулья не выжили. Доска треснула и грохнулась на пол. Учительский стол…

О, к его разрушению мы подошли с особым удовольствием! Начали с того, что превратили в крошку все имеющиеся журналы и тетради. Повытаскивали ящики, запуская их по классу, а потом перевернули стол и как следует попинали его. К завершению нашей мести от стола остались лишь щепки.

Нам, конечно, влетело, а родакам пришлось раскошелиться. Но наказание меркло в сравнении с удовольствием видеть рожу классухи, когда она зашла в свой кабинет. Глаза вылезли из-под очков, челюсть едва не выскочила наружу, руки тряслись, ещё и голос пропал! Да её там чуть удар не хватил!

Так вот, о наказании. Алкоголь для меня теперь под запретом до окончания семестра. И даже день рождения – не повод снимать наказание, сказал мой отец. Поэтому мы сидим в Макдаке и употребляем колу. Ведём себя, конечно, вызывающе. Ну так и не стоило загонять меня и моих друзей в этот лягушатник! Охранники всё потом отцу донесут, на это и расчёт. Должен же понимать, что я уже не маленький.

Несмотря на запрет, алкоголь у нас будет. Пашка ещё вчера подсуетился и закупил несколько ящиков пива. Вдвоём с Глебом они отбуксировали бухло на квартиру и припрятали в шкаф. Не то чтобы отец жильё проверял – у нас договорённость, это моя территория, на ней я делаю что угодно. Но всё же, на всякий случай. Так что после завершения спектакля здесь я устраиваю вечеринку. Нормальную такую, с музыкой, бухлом и тёлками. Оттянемся по полной.

– Эй, Гриша, чего подвис? – толкает меня в плечо Глеб. – Не грусти, похрусти мороженкой!

– Нормально всё, – отвечаю я. – А кстати может и правда, по мороженому? Вспомним вкус детства?

Парни изумлённо уставились на меня.

– Ну ты скажешь тоже, – качает головой Витька.

– Слушайте, а мне нравится идея! – усмехается Пашка.

– Ну, давайте, ребята, соглашайтесь, – дожимаю я Витьку и Глеба.

– Ага, а потом пи… – Витёк вовремя прикусывает себе язык и кашляет, словно подавился. – Пить много будем. – Хмуро добавляет он.

Всё, конечно, поняли, что он имел в виду. Типа, пиво с мороженым не мешают. Но до пива ещё пара часов, которые нам волей-неволей придётся провести тут, раз я наказан.

– Сладкое – несолёное! – наставительно изрекаю я и оборачиваюсь к стоящему за спиной охраннику. Велю принести нам четыре «Макфлури» и даю денег. Секьюрити покорно уходит в очередь, а мы продолжаем веселиться.

В какой-то момент я чувствую лёгкую щекотку в районе плеча. Странное такое ощущение, будто кто-то пёрышком проводит. Удивлённо поворачиваю голову, так как знаю, что там никого нет – я сижу рядом с окном. За стеклом стоит девочка, лет десяти, не больше. Длинные каштановые волосы спутаны и кое-как перехвачены резинкой. На худое тело надета половая тряпка, когда-то давно бывшая белой футболкой, теперь же растянутая и посеревшая от частых стирок. Тонкие ноги-палочки прикрыты шортами, истинный цвет которых не установит ни одна экспертиза. Босые грязные ступни. Чумазое худенькое личико, на котором выделяются огромные зелёные глаза, с вожделением смотрящие на мой недоеденный гамбургер.

Я сглатываю вмиг образовавшуюся вязкую слюну. От вида этой девочки чувствую неловкость. Я кошусь на парней, пытаясь понять, как они отреагировали на чудо за окном. Но друзья её даже не заметили, смотрели в противоположную сторону и продолжали гоготать. Я снова перевожу взгляд на девчонку и вдруг упираюсь в ее большие распахнутые глазищи, чувствуя, как от испуга сердце делает кульбит. Она смотрит на меня не по-детски взрослым взглядом, полном презрения и осуждения. В первую секунду я злюсь, так как она ничего обо мне не знает, чтобы осуждать, но уже в следующую мне делается нехорошо. Мне почему-то становится стыдно, словно я что-то украл у этой девчонки. На короткий миг я смотрю на нашу компанию, будто со стороны, и вижу четырёх придурков, зажравшихся родительским богатством, ленивых, бестолковых, не способных позаботиться даже о себе, а только мотающих окружающим нервы. Я с изумлением чувствую, как начинают гореть мои щёки. На этот короткий миг я сам себе становлюсь противен. Мне вдруг хочется вскочить и убежать отсюда, как можно дальше, начать жизнь с чистого листа, перестать дебоширить, наконец, взяться, что называется, за ум. Никогда в жизни мне не было стыдно за себя. И теперь я обнаружил, что чувство это крайне неприятно.

Вернулся охранник с мороженым. Под громкое улюлюканье и шутки парни приняли угощение, передавая стаканчик и мне.

– Эй, Гриш, ну чего-то ты совсем скис. Ты случаем не заболел? Весь горишь! – забеспокоился Глеб.

Друзья уставились на меня с волнением.

– Ребят, всё нормально, – натянуто улыбаюсь я, пытаясь замаскировать свои чувства.

– Точно, всё гуд? – не верит Глеб.

– Да точно, точно! Всё гуд, – твёрдо говорю я.

Друзья отвлекли, и наваждение спало. Я расслабленно улыбаюсь, приходя в себя. Оборачиваюсь к окну, чтобы убедиться, что девчонка самая что ни на есть обычная попрошайка. Но её уже и след простыл. Словно привиделась мне.

– Блин, в эти гамбургеры наркоты не подсовывают? – с подозрением смотрю на недоеденный бутерброд.

Хоть мы и дебоширы, но травка и наркота – не для нас. Мы вообще против, алкоголь – это так, развлекуха. А с наркотой шутки плохи.

– Да вроде нет. А чего? – спрашивает Витька. Пашка и Глеб возвращают ко мне встревоженные взгляды.

– Мерещится какая-то ерунда, – говорю я так, будто это ничего не значит. Ну, мерещится и мерещится, бывает.

– Эй, ты там поосторожней с этим делом, – неловко вставляет Пашка. Говорить он не мастак, да ему и не нужно. – Если отравился, может в больницу?

В больницу я точно не хотел, да и вряд ли отравился.

– Да не ребят, уже отпустило, – успокаиваю я их.

Они ещё некоторое время смотрят на меня с сомнением, но вскоре убеждаются, что со мной всё хорошо и перестают беспокоиться.

Я бросаю последний взгляд за стекло, ищу глазами девочку среди толпы. Но, конечно, не нахожу. «Надо было хоть картошки купить» – запоздало думаю я. И отворачиваюсь. Не сообразил, что ж теперь, не убиваться же. Купит кто-нибудь другой. Да и вообще, лето, с голода не умрёт.