Алексей Омутов - Праздник, который ужасен

Первым, что увидела Марина, была улыбка.

– Проснулась? – перед ней был муж, Сережа.

Свет, наполнявший их просторную спальню, был то ли знамением нового дня, то ли светом их душ. Как давно они вместе? Наверное, гораздо дольше, чем знакомы. Они даже ни разу не поругались. Можно сказать, что так не бывает, но у них – было. Марина подумала о двух вещах – во-первых, почему она лежит на той половине кровати, которая ближе к двери (это Сережина половина и, видимо, это значит, что он встал намного раньше нее), а во-вторых, что она родилась только сегодня утром. Марина улыбнулась в ответ:

– Твоя улыбка очищает меня где-то внутри. Хочется жить и жить.

– Пойду разбужу детей, – ответил Сережа. – Сегодня будет прекрасный день!

Вскоре послышался смех из соседних комнат, и Марина окончательно проснулась. У нее было много планов на жизнь, да и вообще. В Сереже она не чаяла души, особенно в его улыбке. Она какое-то время еще лежала, глядя вверх – там, ей казалось, есть что-то важное, важнее всего, даже солнца. Ей часто снилось, как они с Сережей после смерти вместе войдут в это солнце и станут его частью – в таких снах Марину переполняло высшее блаженство. Просыпаясь, она с некоторым пред-ужасом понимала, что подобное блаженство просто невозможно в обычном человеческом варианте, – иными словами, она боялась, что такой сон может никогда не сбыться. Но просыпаться было все равно приятно – Марине нравилось быть «Мариной», человеком, женщиной, да и Сережа был рядом. Земным воздухом дышалось особенно уютно. Она убрала постель и направилась в ванную, по пути посмотрев на свою тень и подумав, что тень совершенно на нее не похожа. Тень была скорее Сережина, чем ее. Марина вздрогнула, но решила не придавать этому значения. В конце концов, первая в мире тень, видимо, возникла от первого в мире солнца, а солнце, как известно, может быть разным.

Они встретились на кухне. Сережа сидел за столом в ожидании, а дети шумели в ванной и должны были вскоре нагрянуть.

– Сегодня я расскажу тебе о жизни двух людей, – вид Сережи был видом проводника тайн, хотя, он сам не любил тайны.

– Мужчина и женщина, надеюсь? – поинтересовалась Марина, создавая завтрак.

– Конечно. Эти двое любили, обладая нерушимым счастьем, засыпали рядом, их сны были общими. Им не нужно было задумываться о причинах своего счастья – они сами были причиной. Как хорош чаек! Так вот. Их сердца бились одновременно, они встречали новый день, как отдельную сказку, гуляли у пруда, кормили птиц, смеялись, видели друг друга в отражении своих глаз. В их дом иногда заглядывал свежий ветер, но они были не дома, а в очередном внутреннем путешествии. Прожив жизнь, достойную смысла, они ушли. Или умерли – как хочешь. Но в одну секунду.

– В чем подвох? – Марина поставила тарелку перед Сережей, испытывая некоторую томность от того, что может говорить и даже мыслить.

– В том, что эти два человека никогда не встречались.

– Ты рассказал мне сон?

– Возможно, – замороженно проговорил Сережа, начиная жевать. – А, может, это – один человек, которому казалось, что он – это два человека.

– А возможно, что вообще все люди – это один человек… – вопрос Марины повис в воздухе без ответа.

Она почему-то вспомнила свою тень, которую видела возле ванной и снова вздрогнула. К снам у нее было особое отношение, даже где-то сакральное. Давным-давно они с Сережей мечтали ходить друг к другу в сны, но все, как водится, осталось в прошлом. Главным образом, в связи со снами ее успокаивало и, вместе с тем, озадачивало то, что в любых снах она оставалась собой. Даже когда ей казалось, что она – это не она, Марина все равно знала, что все происходит именно с ней, а не с кем-то другим. «Даже если мне снится, что я – какой-нибудь кит, это все равно я», – не совсем понимала Марина.

Она вспомнила что-то, сама не понимая что, и задумалась в этом. Сергей был тих в своем поедании.

– А мы с тобой? Мы – не один человек? – внезапно выдала Марина. – Когда мы умрем, то расстанемся? Или будем по-прежнему вместе? Говорят, на небесах главные вещи земной жизни остаются с тобой. Я хочу быть с тобой. И хочу остаться собой – хоть кем, но собой. Я хочу вечного сохранения…

У Сережи еда встала поперек рта. Глаза выпали чуть не в тарелку. Он застыл.

– Сережа, что такое, ты здоров? – не поняла Марина, но тут же отшатнулась непонятно от чего.

Сережа медленно поднялся из-за стола и посмотрел на свои руки, как на когти, которые могут пронзать души. Когда он перевел взгляд на жену, ее навечно покинула надежда. Таким взглядом, далеким и чужим, можно было раздавить планету. Дети вбежали на кухню, ставшую в следующий миг уголком ада.

Дверь в квартиру Романовых оставалась нетронутой какое-то время. Отсутствие повсюду членов их семьи – на работе и в школе – насторожило некоторых людей, но не сразу. Мало ли. Но рано или поздно все заканчивается – родственники и соседи заволновались всерьез, дверь была вскрыта. Квартиру после произошедшего проще было сжечь, чем заходить внутрь – у вошедших людей от увиденного внутренности превратились в мрак. Такое было просто невозможно на земле. Но это было. Посередине всего сидел единственно живой Сережа с выражением, не имеющим ни происхождения, ни определения. В воздухе висел призрак разорванной пополам живой головы Марины. Дети вовсе… Кто-то упал замертво с криком: «Ну почему хотя бы они не могли обыкновенно умереть?!». Сумасшедший сосед за стенкой полупророчески заорал: «Он пойдет туда за ними! Он пойдет туда за ними!!!». Позже один инфарктный родственник, сквозь бред проклявший себя за то, что заглянул в ту квартиру (как и все остальные, кто был там), назовет Сережино выражение до издевки странно – улыбка.

Все разводили руками – такая семья была! Идиллия, а не семья. Ни скандалов, ни алкоголя – так все рассуждали. Но шок превосходил любой здравый смысл.

Меры наказания за то, что сделал Сережа, не существовало. Он, кстати, исчез почти сразу – ни один человек больше не видел его и не слышал ничего о нем. Так даже проще – ужас произошедшего будто теряет свою тяжесть. А вдруг вообще приснилось! Хотя, очевидцы, пожалуй, будут помнить это даже после смерти. Никто не узнал причины, почему все случилось, да и узнать не мог. А причина была. Дело в том, что фраза «вечное сохранение» активировало в Сереже его личного демона.

– Как считаете, Николай Львович, наступит время, когда медицина победит смерть? – покраснел молодой аспирант.

– Если говорить о самой смерти, как явлении, Сашенька, то при чем тут медицина? – врач, Николай Львович, произносил каждое слово так, будто знал то, чего знать нельзя. – Конечно, за последний век она совершила прорыв, и это еще даже не начало. В будущем научные достижения, тем более в медицине, могли бы перевернуть мир, да так, что и представить невозможно! Правда, люди бы переквалифицировались в анти-людей, получив слабо ограниченную продолжительность жизни…