Антон Лосевский - Якобы книга, или млечныемукидва

Так я стоял в кабинете общего пользования и смотрел в окно: в окне транслировалась только красная кирпичная стена защищающего здание забора, со всех остальных окон второго этажа, впрочем, являлся тот же самый вид, а вот на третьем уровне мне бывать пока и не доводилось. Вот и я в тот момент словно бы почувствовал, что как бы уперся с этими загадками и загвоздками в глухую стену, а значит, настало время разворачиваться и двигаться куда-нибудь еще. В минуту тех размышлений рука отыскала на подоконнике гладкую продолговатую бумажку. Перевернув ее, я прочел свою фамилию: то была та самая бумажка, что принесла мне удачу, поднимая на несколько ступеней выше и даруя высокий пост, делающий вежливыми и осторожными даже хамоватых мордоворотов с проходной.

После этой находки и ход моих мыслей подался в иную плоскость. Вдруг пришло понимание, что мое руководящее положение предполагает, очевидно, не только существенное увеличение зарплаты и притворную вежливость со мной в пределах территории РЦСЧОДН, но также и выполнение некой реальной работы. А вот что это за работа – вот та загадка, которая должна волновать меня подлинно… Я признавался себе, что не знаю практически ничего о том, чем мне предстоит заниматься, припоминая, как Минор Камоныч без конца мотался по каким-то совещаниям, ездил на выездные сессии в «Kresty», а бывая в офисе, копался в документах, подписывая их и позванивая Афине, чтобы та уносила и приносила еще. Вплоть до того, что даже когда тот увольнял меня, то продолжал неустанно ставить автографы на каких-то документах, лишь бегло просматривая их и одновременно искоса поглядывая на меня.

Все глубже погружаясь в воспоминания о трудных трудовых буднях Камоныча, я основательно задумывался о том, что и мне волей-неволей придется вскоре узнать множество принципиально новых для себя вещей: и не факт, совсем не факт, что они будут мне полезны или сколько-нибудь приятны. И в тот момент, с гордостью за благородство своей миссии, я вспоминал, что делаю это не только ради себя, не столько ради зарплаты и престижа; я здесь и ради тех парней, партнеров по бизнесу, которые крутятся вовсю по городу, для Димаса и Дениса, ведь судя по их беспрецедентной занятости – дела-то у «Купи у нас» пошли на лад совершенно конкретно. Оставалось лишь усмехнуться, воссоздавая в памяти самое начало пути: когда Денис и вовсе не хотел с связываться с этим бизнесом, а Димас предлагал учредить какую-то парадоксальную пышечную.

Пока я размышлял о грядущих руководящих делах и неожиданном прорыве нашего интернет-магазина, моя рука дотянулась до вазы с шариками, где были впечатаны фамилии бывших моих разводящих коллег, ставших теперь подчиненными. Продолжая щелкать как семечки эти шарики, я вытаскивал оттуда бумажки и выкладывал их на подоконнике в еще не оформившуюся геометрическую фигуру. Когда я раскрыл уже половину шариков, подумалось, что неплохо бы знать своих новых подчиненных пофамильно, а то по-прежнему они оставались для меня сплошь Сашами да Лешами, известными мне в основном по наружности, а также модели, чехлу для «Кайфона». К тому же, каюсь, с ранней юности питал я необъяснимую страсть к смешным фамилиям, собирая их в коллекцию и надеясь, соответственно, что сумею пополнить ее через своих коллег. Однако стоило мне опустить взгляд на жеребьевочные бумажки с фамилиями, то поначалу я попросту не поверил своим глазам: на всех семи бумажках, которые я успел извлечь, значилась моя фамилия…

Немедля вскрыл я и остальные, но и там были представлены бумажки только с хорошо знакомой мне фамилией, своей собственной. И хотя пополнение коллекции новыми образцами не состоялось, ситуация вынуждала думать и действовать: быстро спихнув все шарики и бумажки в мусорную корзину, я лихорадочно искал, чем бы еще их прикрыть, как бы так утаить, чтобы они надежно покоились на дне. В процессе поиска меня вдруг накрыло опасением, что так ведь бумажки могут обнаружить нежелательные лица: а вдруг, когда уборщица будет выкидывать их в общий мусорный котел, они разлетятся по всей территории РЦСЧОДН… или случится еще какая-нибудь непредсказуемая неприятность. Нет, этого допустить было никак нельзя, поэтому, бережно доставая бумажки из мусорного ведра и пересчитывая, затем я мелко-мелко их покрошил, складывая во внутреннем кармане пиджака, чтобы не оставить следов и улик никому.

– Привет, большой начальник! – раздался за спиной звонкий и знакомый голос, в дверях застыла Афина.

Должно быть, я смотрелся до крайности нелепо, неуклюже полусидя на одном колене возле мусорной корзины и зачем-то ковыряясь во внутренностях пиджака.

– Хм, привет, – смущенно ответил я и неестественно улыбнулся в ответ, раздумывая, стоит ли говорить ей о подлоге, и параллельно размышляя уже, что загадки эти, похоже, не так уж и надуманны, как хотелось бы думать…

Примерно в те самые дни меня вновь стали настигать смутные сны, словно пытающиеся оставить какое-то личное сообщение, однако совершенно не поддающиеся расшифровке сознанием наяву. Более других запомнился такой вот экземпляр: вопреки своим многолетним привычкам я отчего-то приобретаю лотерейный билет для участия во всенародном розыгрыше грандиозных суперпризов. Разумеется, напрочь забываю об этом и ничего не знаю о том, что в воскресенье, в утреннем эфире щедрого на скандалы и сенсации телеканала, объявляют имя победителя, коим оказываюсь я.

И хотя мне ничего не известно о нечаянно настигшей меня удаче, удача приходит за мной сама: некие форменные молодчики перехватывают мое тело на улице, заталкивают в вертолет и воздушным способом доставляют в телестудию, где меня нарекают тем самым везунчиком, рождающимся раз лет в сто, после чего вручают самый главный приз – чемодан без денег. Чемодан приходится мне не по вкусу, он не только без денег, но также без ручки, замка, обивки: по всему видно, бывший в употреблении. Несмотря на это, я вынужден, как мне подсказывают откуда-то сбоку, блефовать-ликовать, и вот тут выясняется, конечно, что и это еще не все: задорный и заводной ведущий протягивает мне ключи от квартиры, где деньги лежат. Одна тонкость – никакого конкретного адреса той квартиры к ключу не прилагается, даже полунамека не дают, а потому призы, по моему скромному мнению, лишены малейшего практического смысла. Однако телезрителям об этом не говорится ничего, разве можно огорчать или обманывать телезрителя? А потому после выхода из телестудии вокруг меня кружатся уже стаи всяких мошенников, кидал и ловкачей, уверенных в том, что денег у меня теперь куры не клюют, в то время как в действительности я гол как сокол. И от дальнейших злых приключений с головорезами всех мастей меня уберегает лишь своевременное, спасительное пробуждение.