Денис Ахалашвили - Тепло любимых рук

Зато ты начинаешь понимать свое сердце, и если ты честен с собой, то оно приводит тебя в храм – единственное место на земле, где можно вернуть все на свои законные места, перестать валять дурака и начать наконец-то жить. Посмотреть, что в тебе есть хорошего, и начать с этого. А дальше – как Бог даст. И Он дает, иногда столько, что не унести, и жизнь мало-помалу налаживается. Но не по взмаху волшебной палочки, а по-настоящему: с кровавыми мозолями, ошибками и слезами. Так и должно быть. Чтобы почувствовать цену счастью, его нужно прожить. Иначе никакое это не счастье, а сплошное надувательство.

Конечно, тебе больно, но это не важно. Больно – значит живой. Это только у мертвых людей ничего не болит. Мертвые, чтобы почувствовать себя живыми, ходят в бутики и гипермаркеты. А живые идут в церковь, потому что сердечную боль лечат только там. Говорят, силу врача можно оценить по болезни, которой болел, и это чистая правда. Поэтому большинство остаются здесь навсегда. Счастливые и здоровые.

Сердце, уязвленное Божией любовью, открывает заново мир вокруг. Когда за твоей спиной любящий Господь, ты становишься бесстрашным и способным преодолеть любые трудности, бегать по снегу и не проваливаться. И когда из окружающего мельтешения ты находишь одну-единственную, данную тебе Богом, чувствуешь себя на седьмом небе, и это небо становится твоим домом. Такой никогда в этом мире больше не было и никогда больше не будет. Она прекраснее Елены Троянской и умнее царицы Савской. Это не просто красивая женщина рядом с тобой – это чудо. Ты отдаешь ей себя до последней капли, и чем больше отдаешь, тем больше радости переполняет твое сердце. Исполняя закон любви, установленный Богом для людей, ты становишься причастником самой главной на свете святой Любви, которая приходит с Неба. И хотя ты большой и сильный мужчина, который любого может стереть в порошок, иногда по ночам тебе хочется плакать.

Сашка любил грозу. Каждый раз, когда над городом сгущались тучи и раздавались первые глухие раскаты грома, он забывал обо всем на свете и бросался к окну большой комнаты, выходившему в старый, заросший сиренью, рябинами и яблонями сад. Открывал окно, быстро забирался на карниз, чтобы оттуда широко открытыми глазами смотреть, как большая черная туча накрывала город, а мир вокруг менялся до неузнаваемости.

Сначала становилось неестественно тихо, как в телевизоре, в котором выключили звук, потом на улице темнело, неожиданно откуда-то налетал ветер, поднимавший тучу пыли, от него трещали и гнулись деревья. Вдруг откуда-то из черной пустоты на землю падали редкие тяжелые капли, впечатываясь в траву, и буквально через несколько мгновений стена воды оказывалась всего в нескольких сантиметрах от карниза, мир вокруг исчезал.

В этих переменах было что-то величественное и прекрасное, отчего замирало в груди, мурашки бежали по спине и становилось радостно и страшно одновременно. Над Сашкиной головой вспыхивали белые слепящие всполохи, грохотал гром, и брызги с веток рябин сыпались ему прямо за шиворот. Долго такое терпеть было нельзя.

Сашка бежал в прихожую, хватал кроссовки, завязывал их на карнизе и, ни секунды не раздумывая, перемахивал через подоконник и прыгал прямо под дождь в сад. В одно мгновение перелезал через забор и, вдыхая полной грудью дождевую пыль, бежал со всех ног к дому лучшего друга Женьки, жившего на соседней улице.

А потом небо смотрело, как два мальчика неслись вниз по улице под теплыми веселыми струями к берегу реки, возле которой жили. По мокрой и скользкой траве они скатывались прямо на плотик, на котором в ясную погоду женщины стирали белье, а они ловили плотву и подлещиков. Большие рыбы не боялись шума от стирки, потому что своими половиками тетеньки поднимали со дна всякую муть, а вместе с ней вкусных личинок, которых большие рыбы очень любили. А в грозу женщин не было. И вообще никого не было. Только двое мальчиков, сверкающие без передышки молнии, грохочущий тысячью орудий веселый гром и теплый, как молоко, дождь. Они с разбегу бросались в воду – в одежде и обуви, снимать которые не было никакого смысла. Гроза радовалась им сквозь раскаты грома, резвясь и играя, смывала все условности, оставив только одну пронзительную радость и невероятное чувство свободы, от которой хотелось кричать. И они кричали, но в грохоте громовых раскатов не слышали собственных голосов, отчего становилось только веселей. Сверху была вода, снизу была вода, а посередине слепящий белый свет и мальчишки, орущие от радости и бескрайнего счастья.

Вдоволь нарезвившись, гроза уходила, оставив за собой голубое прозрачное небо и умытый город, где уже завтра распустится свежая ярко-зеленая листва. В это время друзья сидели у Женьки на веранде, переодетые и тихие, пили чай, заваренный Женькиной мамой, и смотрели, как по улице несутся шумные ручьи и первые лучи солнца отражаются в их мутной беспокойной воде. Разговаривать не хотелось. Это было время, когда слова были не нужны. А о чем еще говорить, когда и так ясно, что счастье в жизни есть! А иначе зачем все это?

А потом Сашка стал взрослым, и была в его жизни другая гроза, и эту грозу он нашел в самом тихом на земле месте, какое только можно придумать, – в церкви в деревне, где когда-то жили его дед и бабушка и куда он приехал креститься. Православие только с виду кажется тихим. Но тот, кто без оглядки пускал его в свое сердце, знает, как старый привычный мир потрясался до основания, омываясь чистыми животворящими струями, падавшими из сверкающего Неба, откуда проповедовали Евангелие святые, пророки и мученики под знаком креста.

Когда он переступил порог храма, казалось, забытые навсегда детские воспоминания о замечательной жизни, свободной от серых условностей и порядков, когда мальчишками они как сумасшедшие бегали под дождем, наслаждаясь радостью и свободой, вдруг заполонили его сердце. Как тогда гроза неожиданно накатывала на сонный город равнодушного сердца, и словно гром среди ясного неба потрясали его слова молитв, происходило чудо, проливался дождь из горьких и одновременно радостных покаянных слез, от которых сердце вспыхивало дерзновением и надеждой. Его охладевший безрадостный дух вновь воспарял, плечи расправлялись, и все, что вчера казалось безнадежным и невыполнимым, становилось вновь важным и правильным. Жизнь вокруг снова расцветала свежими чистыми красками, и снова, как когда-то в детстве, он готов был встретить ее со всеми невзгодами и обстоятельствами, с улыбкой глядя прямо ей в глаза. Как мог, он старался скрывать перемены, происходившие в его душе, но от жены этого было не утаить. Да он и не собирался. Не в силах сдержаться от радости, переполнявшей его сердце, он подхватывал ее на руки и молча кружил посреди комнаты, млея от восторга, переполнявшего его. И только часы над камином громовым боем отмечали время отмеренного им бесконечного счастья…