Мария Сараджишвили - Рядом с вами

– Мы должны умереть на одной подушке в один и тот же день!

Вот на основании всех этих психологических нюансов Нана и решила, что у старичков очередное весеннее обострение, и спокойно занялась стиркой.

Свекор и свекровь явились домой чрезвычайно довольные и, видимо, решили, что пора раскрывать карты.

– Завтра к нам в гости придет Омари, – торжественно объявил Нане свекор, нервно протирая очки.

Гулико не менее возбужденно чертила зигзаги на кухне между столом и раковиной, развернув фронт работ, равный разве что новогоднему. В заготовках уже угадывались сациви, пхали с орехами и прочие вкусности.

Долгожданный гость оказался слегка затюканным компьютерщиком в толстенных очках. Сними он их – выглядел бы точно каким-то беззащитным увальнем.

Нана вежливо поддерживала застольную беседу ни о чем, внутренне психуя на пустую трату времени.

После ухода гостя Нодари завел с невесткой совершенно неприличный разговор:

– Как тебе этот Омари? Мне кажется, неплохой парень…

– Обыкновенно. Человек как человек. – Нана не могла понять, чему приписать такое вступление.

– Нам бы с Гулико хотелось, чтобы ты вышла за него замуж! – с места в карьер сказанул неслыханное Нодар.

– Это вы серьезно или шутите? – возмутилась Нана. – Неужели я давала повод…

– Не давала, – перекрыл свекор лишние эмоции. – Я абсолютно серьезно. Со всей ответственностью и в здравом уме тебе это говорю. Я всё проверил, просчитал все комбинации. Омар вполне хорошая партия. Он бездетный. Был два раза женат, но неудачно. Мечтает о семье и уже готовых детях. Хорошо зарабатывает. Мы с Гулико рано или поздно уйдем. Ни с нашей, ни с твоей стороны нет родственников, которые могли бы тебе реально чем-то помочь. А нам хотелось бы умереть спокойно, зная, что ты и дети в надежных руках. Сейчас очень тяжелое время…

– Но я даже не думала…

– А ты подумай, пообщайся, – упорно гнул свое свекор, слегка нагнув совершенно седую голову.

– Это невозможно. – У Наны не было сил для спора, для того, чтобы выразить всю абсурдность ситуации…

Тем не менее через три месяца дело сладилось как-то само собой. Омар вел себя так просто и естественно, будто всегда жил в титулованном семействе. С детьми довольно безболезненно установился прочный контакт: затюканный компьютерщик оказался мастером на всякие трюки и забавы, на которые ни у кого из старших не хватало времени. Нана даже стала находить в нем какое-то отдаленное сходство с умершим мужем.

Старики вели себя как ни в чем не бывало. Нодар подыгрывал Омару, а у Гулико как будто выросли крылья – настолько удавались ей все хозяйственные дела.

И только иногда, оставшись наедине, супруги позволяли себе скинуть маски показного веселья и необъяснимого прилива энергии.

– …Нодар, ты слышал, сегодня Мишико назвал его папой, – шептала Гулико на ухо мужу. – Я еле сдержалась, чтоб не заплакать. Бедный мой мальчик… Почему он ушел?!

У Нодара дрогнул голос, и он закашлялся, прочищая горло.

– Гулико, генацвале. Не рви себе сердце. Наш сын живет в наших внуках. Все идет по плану. Надо держаться до конца. Скоро мы с ним встретимся…

Все действительно шло по тому графику, который высчитал заслуженный инженер и полярник по совместительству.

Но однажды случилось непредвиденное.

Нана, ужасно смущаясь, призналась Гулико:

– Даже не знаю, как сказать. Я беременна. Вот думаю теперь…

Экс-свекровь всплеснула руками:

– Что тут думать?! Конечно рожать!

Вечером старики в своей комнатке обсуждали неожиданную новость.

– Я просчитал все варианты, – возбужденно говорил Нодар, не то оправдываясь, не то отчитываясь. – Но этот случай я упустил. Что ж, так даже интереснее. Могу себе представить, как лопнет от злости Гурам. Помнишь, Гулико, мы работали с ним в одном КБ? Встретился он мне недавно, пыхтит прямо как паровоз в гражданскую войну. Только свистка не хватает. «Какие, – говорит, – у нас с тобой бессовестные невестки! Твоя бесстыдница еще посмела к вам в дом второго мужа привести! Моя стерва-невестка тоже хороша! Развелась с моим сыном и замуж вышла. Я с ней не разговариваю!»

– А ты что ответил? – спросила Гулико, замирая. Ее очень заботило людское мнение.

– Сказал, что очень глупо. Так ты и внука потерял! Сиди теперь, старей без детского смеха! Страшное дело – эгоизм! А у меня полный дом людей! Всё лучше этой проклятой тишины, когда слышен скрип полов при порывах ветра! Так что, Гулико, я не жалею об этой непросчитанной комбинации. Это только сплотит семью.

– Ты у меня всегда был умницей, – поддакнула жена. – Недаром в восьмом классе ты лучше всех решал квадратные уравнения.

– Да, было дело, – горделиво крякнул Нодар, обнимая свою вторую половину.

И оба погрузились в обсуждение планов о том, что и как надо сделать до того, как на свет появится новый внук или внучка.

– Бывает, услышишь чей-то чужой разговор или увидишь что-то вокруг и скажешь: «Да ведь это точно насчет меня». Со мной вот какой случай был, – говорит мне С., энергичная женщина лет пятидесяти. – Вразумление, предупреждение, как хочешь назови. Еду я недавно в трамвае, держусь за верхний поручень. Передо мной сидит какая-то пожилая грузинка. Тут двери открываются и входит курдянка. Одета типично: черный платок на голове, закрученный сзади узлом, в ушах золотые серьги размером с лесной орех и, конечно, разноцветные бархатные юбки. Узнали они друг друга, расцеловались. Слышу, грузинка спрашивает:

– Как твой Мураз, старший?

– Хорошо… Вырос – не узнаешь. Жену привел. Только сейчас в тюрьме сидит.

– Как? За что? – изумляется грузинка.

– Да украл что-то… Ты же знаешь, мальчик…

– Ну, а Джемали?

– Хороший вырос, красивый, на меня похож. Жениться собрался, да посадили. В Ортачальской тюрьме сидит.

– Вай, вай! Что ты говоришь?! – поражается грузинка и поскорее переводит разговор, заранее улыбаясь: – А третий, Омари, как?

– Спасибо, все хорошо. Два года как армию отслужил. Только тоже сидит… В Руставской тюрьме…

Я стою, невольно слушаю разговор. У меня, как и у той грузинки, волосы дыбом.

Та немного в себя пришла, охать перестала и спрашивает:

– А четвертый, Эмзари?

– Все хорошо. Недавно с армии вернулся… Посадили за драку… Вот, передачу несу…

Грузинка уже со страхом спрашивает:

– А младший, Отари? Сколько ему уже?