Сергей Лабзов - Ультимо

– С тобой – вряд ли, будь я со своим школьным товарищем, то тогда – элементарно. Ты не горюй, я сейчас отпрошусь у Гамлета, и скоро приеду.

– Давай скорее, Олег, у меня опять появляется это жуткое ощущение страха! – воскликнул Вадим.

– Жди, – сказал Чулков и повесил трубку.

Каратов дотащился до кухни и заглянул в морозильную камеру холодильника. Как и говорил Олег, там он нашёл две бутылки «столичной». Дрожащими руками Вадим открыл одну бутылку и налил в стопку, которая оказалась тут же на кухонном столе. Закусывать ничем не стал, ожидая быстрого расширения сосудов, и вследствие чего прекращения жуткой головной боли. По животу растеклось тепло. «Я ещё не алкоголик, раз у меня появился аппетит», – подумал он механически, почувствовав голод. Из двух яиц Вадим сварганил себе яичницу. Он заметил, что когда чем-то занимаешься, то думать о страхе некогда, поэтому Каратов стал через силу прибирать в квартире. Делать это с похмелья оказалось через чур муторно. Кое-как поелозив тряпкой по кухонному полу, он бросил это занятие. Вместо этого Вадим подсел к столу и выпил пару стопок водки. Голова совсем встала на место. Вскоре раздался звонок – пришёл Олег. Чулков притащил ещё десять бутылок водки. Водружая их на стол, он сказал:

– Вадя, я заехал домой за водкой, может быть она нам пригодится.

Каратов горестно посмотрел на батарею бутылок и ответил:

– Что ж, раз свадьба не состоялась, то куда их ещё девать! – на его глазах снова появились слёзы.

– Когда похороны? – тихо поинтересовался Олег.

– Завтра в десять.

– Ты поедешь?

– Нет, но потом я приду на могилу к Веронике, поговорю с ней, попрошу прощения… но потом, когда все уедут.

Олег не стал уточнять за что Вадим хочет попросить прощение, он сел, налил в стопку водки и залпом выпил, не дожидаясь друга.

Целый день друзья пили. Вадим, размазывая пьяные слёзы по лицу, пытался рассказать Олегу о Веронике, он хотел, чтобы Чулков понял за что он полюбил свою милую учительницу. Олег делал умное внимательное лицо, пыхтел от, пытавшихся сорваться с губ потока слов, но всё же из чувства такта и уважения к другу, терпел и слушал. Когда выпито было три бутылки, Каратов сломался, рухнув спать прямо в любимое кресло. Чулков перенёс тело друга на тахту, и включил магнитофон на маленькую громкость.

Вы, может быть, замечали, что на поминках частенько люди сначала сидят чинно, грустят как положено, а потом вдруг то с одного конца стола раздастся смех, то с другого. Вряд ли их можно обвинить в неуважении к усопшему, просто люди так устроены, что долго грустить не могут – и это правильно! Что бы было с нами, если бы наш организм не ставил преград негативу!? Природа выставила мощную защиту, иначе все люди просто сошли бы с ума.

Чулков в одиночестве выпил ещё почти бутылку в течение двух часов, после чего отправился в другую комнату и завалился спать на кровать Сашки.

Утром Олег опохмелился, а Вадим на отрез отказался, помня, что ему надо ехать на кладбище. Чулков не собирался бросать друга, он захотел сопровождать Вадима, боясь, что тот может опять впасть в тревожное ощущение страха. После двенадцати часов, когда, по расчётам Вадима, на кладбище никого не будет из родственников и других сочувствующих лиц, они вышли из дома. Перед тем, как появиться на улице, Каратов тщательно привёл себя в порядок, боясь своим видом распугать старушек, вечно сидящих на лавочке возле парадной. Кумушки долго шептались у друзей за спиной, когда они нетвёрдой походкой покидали территорию двора. Поймав такси, друзья уже через полчаса были на кладбище.

Около входа тёрлось несколько мужиков в замызганных ватниках. Олег схватил одного за рукав, и стал расспрашивать его о недавних захоронениях. Выяснив таким образом, что они держат правильное направление, Чулков посулил мужику рубль за то, чтобы он проводил их к могиле, ибо кладбище было огромным. Провожать их вызвались ещё двое, на что Чулков никак не отреагировал. Вскоре копатели могил привели их к свежему холмику. Олег молча отдал три рубля, видя жадные глаза полупьяных мужиков. Сам он подходить к могиле не стал, тактично оставшись стоять на приличном расстоянии, давая возможность другу выплеснуть своё горе без свидетелей.

Каратов подошёл к свежей могиле, которая была засыпана цветами, и опустился на колени, не обращая внимания на слякотную грязь вокруг, истоптанную многочисленными ногами. Со стороны Олегу казалось, что его друг молится, но Вадим, будучи убеждённым атеистом, просто шептал слова клятвы:

– Милая, Вероника, я клянусь тебе отомстить за тебя! Пусть этот подонок и отсидит даже, всё равно он не уйдёт от заслуженной кары! Я обещаю тебе, я обещаю! … Спи спокойно, родная! Я буду часто тебя навещать, не скучай, пожалуйста… Прости, что в последний день я мало был с тобой, но так получилось… Спи, родная…

Вадим представил лицо Вероники, и горькие слёзы потекли по его щекам. Он обнял холмик, потом встал и решительно направился прочь. Олег подошёл в свою очередь к могиле, поклонился, и развернувшись, стал догонять друга. Уже на выходе с кладбища, он решился нарушить молчание:

– Вадя, а цветы-то мы забыли купить.

– Это не важно, Олег, – тусклым голосом отозвался Каратов. – Цветов там и так достаточно – не в них дело. Главное, я буду помнить её живой, а не лежащей в гробу. Она у меня всегда будет здесь, – он постучал себе по груди. – Так что, Олег, не в цветах дело, они бы смешались с множеством других цветов. Я потом поставлю ей памятник – вот это будет лучше! А цветы… цветы я принесу ей, когда рассчитаюсь с подонками, которые её убили!!

Чулков не стал ничего говорить, догадываясь, что творится в душе Вадима.

Добравшись до дома, друзья ещё выпили, после чего Каратов решительно перевернул свою стопку:

– Всё, Олег, я пить больше не буду. Через неделю приедет Сашка, а у меня рожа, как у человека, только что побывавшего у чертей в аду на сковородке. Если я продолжу, то мне будет стыдно смотреть сыну в глаза.

– Ты прав, однако, – согласился Чулков. – Мне тоже надо ближе к дому. Ты не против, если я возьму с собой пару бутылок?

– Да ради бога, Олежек!

Когда друг уехал, Вадим завалился спать. Проснулся он от требовательного звонка в дверь. Путаясь спросонья в тапочках, Каратов поспешил открыть. На пороге стояла Настя Голубева с пачкой пельменей в руке.

– Вечер добрый, Вадим. Можно зайти?

– Входи, – не очень любезно ответил Каратов.

Настя протиснулась в коридор, ненароком, или случайно, задев пышным бюстом грудь Вадима. Тот на этот недвусмысленный намёк никак не отреагировал.

– Ты, наверное, голоден? Я вот принесла пельменей, – Анастасия быстро прошла в кухню.

Увидев грязную посуду, она всплеснула руками: