Александр Шакиров - Кызым-Кызым

Теперь он пригласил Диану на ужин в ресторан, но не заехал, как обещал, – дела. Она добиралась сюда на автобусе, но вышла заранее: еще одну остановку прошла пешком, потом свернула за угол и вошла в ресторан со стороны парковки.

Диана села за столик (уже забронирован) и первым делом сделала фото, наложила фильтр и выложила в сеть, обязательно обозначив свое месторасположение: подружки увидят, что фото сделано в дорогом ресторане, и снова начнут завистливо прыскать ядом. Да и внимание других ухажеров можно привлечь – мужчины давно выбирают себе дам по геотегу. Здесь так принято знакомиться: отмечать какой-нибудь дорогой кабак, хоть даже сидишь и красишь ногти разведенным лаком дома. Такой индикатор готовности к особенным отношениям.

Мой город живет примерно по такому же принципу – сначала довольствуется малым, но затем привыкает к хорошей жизни и готов на все, чтобы сохранить достаток.

Я нажал на сохранение и закрыл ноутбук. Удивительно, как некоторые люди любят кормить себя воспоминаниями. А еще надеяться до последнего.

Вот и я тогда, два года назад, не успокоился и продолжил работать в сфере развлечений, променяв ресторан на клуб. Устроился на такую же должность. И в первую свою смену понял, что совершил ошибку. Все, что скрывалось в ресторане, в клубе не только процветало, но и приветствовалось. Нет, дело не в приват-кабинетах или товарищах, любящих близко рассматривать свое отражение в стеклянных столиках (я думал, что мода на шмыгалово закончилась десять лет назад, но, похоже, она все это время шла из Москвы сюда).

Помню, что один из кабинетов регулярно арендовал господин, приводивший с собой толпу – люди почти всегда были разные. Потом я узнал, что этот псих снимал девчонок, приглашал своих бизнес-партнеров и предлагал всем сыграть в игру. Каждому мужчине давалась возможность отыметь любую понравившуюся девочку, но без презерватива. При этом у одной из проституток, по словам психа, была какая-то инфекция, но у кого именно, он якобы не знал. Однако его пьяных дружков (поиграть в игру предлагалось только когда все были в подпитии или упороты) это не останавливало; псих предлагал им подумать, кто из девчонок, как он говорил, вичевая, после подходил к каждой, смотрел в глаза, а в итоге показывал пальцем на одну из них и засасывал ее в губы. Это удивительным образом служило командой к действию для остальных. Потом псих доставал какие-то картонные полоски и заставлял мужиков писать в рюмки – чтобы пройти экспресс-тест на инфекции. Конечно, никакого экспресс-теста не существовало, но мужички почему-то на это велись. Псих же утверждал: раз полоски ни у кого не чернели, то все были здоровы и он угадал с вичевой.

Как рассказали мне тогдашние мои коллеги, псих нанимал проституток у своих знакомых, гарантировавших, что девочки чистые. О том, что бизнес-партнеры, которых он таким образом пытался крепче привязать к себе, могут быть носителями инфекций, псих не думал. Уже после увольнения я узнал, что этот кретин заразился ВИЧ во время одной из оргий в кабинете.

Последней каплей для меня стал концерт одной известной рэп-группы, которую я привез в клуб. Единственное, что я запомнил из того вечера, так это как девушке на танцполе стало плохо и охранники выносили ее на улицу, как лестницу – держа за четыре конечности, раздвинув ноги (она еще и в юбке была, идиоты!). Вышли, положили девочку на асфальт и зашли обратно. Я тогда дико напился и решил завязывать с местными богемными вечеринками.

Я был в редакции, когда Олеженька сообщил о задании на завтра. Если он говорит с тобой, то не смотрит в глаза. Его взгляд не скользнет в твою сторону, даже если сделать ради него великое открытие. Например, сказать, что он мудак и вообще не смыслит в журналистике… Так вот, Олеженька сообщил на всю редакцию, что завтра в семь пятьдесят мне и нашему фотографу нужно быть у какого-то разваливающегося дома. Приставы выселяют оттуда последнюю семью, которая не хочет переезжать в новый дом. А я, соответственно, должен в красках описать переселение из аварийного жилья в гетто за городом. Из опасного, с двухсотлетней историей, теперь населенного бомжами, но в центре города. В социально неблагополучный район, где кроме семнадцатиэтажек только один магазин и офис микрозаймов. Где скоро появятся новые подростковые группировки.

– Ну так уж не пиши, – это любимая фраза Олеженьки. – Напиши, что ведется планомерная работа. Что проблемы людей не остаются без внимания. У нас эксклюзивный репортаж, с текстом можно не торопиться, но лучше отпишись завтра же.

Узнаю, что такой подарок для редакции выковыряла Зина. Она работает у нас… честно говоря, никто толком не понимает ее функций. Когда-то Зина работала в криминальных новостях на телике, потом ушла и начала писать. А теперь служит телефонным справочником Олеженьки, но официально называется замом главреда.

Зиночка по своим контактам договорилась с приставами, и теперь мне нужно встать в шесть утра вместо обычных восьми двадцати. Спасибо, Зина, спасибо, Олеженька, знали, кого посылать. Месяца четыре назад Олеженька попросил меня написать репортаж из суда по делу обманутых банковских вкладчиков. Работать в судах мне не нравится, в том числе потому, что в их коридорах постоянно происходит что-то странное. Тот мой визит превзошел все предыдущие и последующие. Пока все ждали проворовавшегося банкира, которого вот-вот должен был привести конвой, в другом конце коридора две дамы выясняли, кому же достанется доля в квартире, как бы это написали дорогие коллеги, «используя нецензурные выражения и обвинения в распутном образе жизни». Битва закончилась, когда одна из них начала швырять в другую пшеном, утверждая, что прокляла ее.

Вовремя подключились приставы, которые разогнали всех по углам, освободив коридор для прохода банкира. Седовласый дяденька в наручниках шагал, глядя вперед, не обращая внимания на шептавшихся вкладчиков, которых он кинул. Внезапно к банкиру подскочил мужичок и прокричал: «Гусин, где мои деньги?» Не останавливаясь, банкир медленно обернулся; за густыми ресницами блеснули уставшие голубые глаза. Кроме презрения в них не было ничего.

Но это, к сожалению, было лишь началом. Когда заседание в очередной раз отложили, а судья ушел в совещательную комнату, вкладчица, сидевшая в зале, подняла страшный крик – оскорбления в адрес адвокатов и банкира чередовались с молитвами и требованиями вернуть деньги. Пристав, следивший за порядком, вежливо обратился к женщине: «Тише будьте».

Пенсионерка вроде бы угомонилась, но через мгновение двери зала распахнулись – в помещение влетел дуболом в черном берете, схватил женщину за руки и резко дернул. А потом еще раз и еще. Остановился пристав, когда увидел, что трое в первом ряду снимают его на телефоны. Решение он принял быстро: подбежал к журналистам и отобрал у двоих телефоны. Третий – то есть я – сказал, что не успел снять, и показал черный экран смартфона. Дуболом не поверил, грозил задержанием, но быстро сдался и ушел с двумя телефонами в руках. За ним проследовали мои коллеги, просящие телефоны назад. Будто суровый папаша лишил детишек гаджетов за невыученные уроки, а те заискивающе выманивали игрушки.