Сослан Черчесов - Повести и рассказы

‒ Хороший вопрос. Потому что это моя могила, ‒ ответил желтоглазый. ‒ И зови меня просто Бес.

‒ Как это ‒ Ваша могила? Совсем запутался. Но Вы же живы.

‒ Смерть ‒ это тоже роскошь, мальчик, доступная не всем. Говорят, у кошек девять жизней, но я прожил намного больше.

Из кустов около надгробия вылез кот и фыркнул на моего собеседника.

‒ Ты видишь меня насквозь, ‒ обратился Бес к коту.

‒ Как называется это кафе? ‒ спросил Бесаргин, подбирая низ плаща. Он сидел в кожаном черном плаще, хотя на улице стояла теплая осень, странная для наших мест и времени года.

‒ Вам не жарко?

‒ Мне уже давно не жарко и не холодно, мальчик, ‒ заметил он металлическим голосом. ‒ Мы с тобой заключили сделку. Так что внимательно слушай и записывай, ничего не упусти, ‒ Бесаргин поднял руку и щелкнул пальцами. Все в кафе: люди, посетители и официанты ‒ остановились как статуи. Словно окаменели, застыли в разных позах. Время остановилось или его вообще не было. ‒ Это чтобы нас не подслушивали.

‒ Вы остановили время?

‒ Да, и пространство, ‒ спокойно ответил он.

Стрелки на моих часах застыли как вкопанные.

‒ Пожалуй, начнем…

Это случилось очень давно и очень далеко отсюда, во всех смыслах этого слова. В другом мире, в другом времени, на краю света. Тогда меня звали просто Магнус, я был мальчишкой, как ты ‒ хотя ты старше ‒ и я тоже жил в небольшом городке. Мне исполнилось четырнадцать; я, как и всегда, слонялся по базару. О, что это был за базар ‒ там можно было найти все и вся. Не было вещи, которую бы там не продавали. Нужны были только деньги. Но у меня их не было. Я был сиротой ‒ моя мать умерла, когда рожала меня; как сказала повитуха, старая горбунья, Боги не хотели, чтобы этот ребенок появился на свет. Старая карга была права. А отец погиб на бессмысленной войне, сражаясь за своего феодала, который даже имени его не знал. Наш дом продали, а я оказался на улице ‒ один, покинутый всеми. Родня отказалась меня принять, им самим было нечего есть, и лишний рот им был не нужен, тем более, что я рос слабым и болезненным ребенком. Их можно понять. Итак, я остался один на улице. Так что мы с тобой, юноша, похожи и даже больше, чем ты можешь себе представить. Один на улице среди сотен таких же сирот, обездоленных войной между сеньорами. Знать никогда не считалась с потерями крестьян. Да и зачем жалеть чернь.

Мне пришлось выживать: спать в канавах, в стогах сена, драться и воровать. Постепенно я окреп и стал сильнее и наглее. Тот день пришелся на субботу, за день до воскресной службы. Любимым развлечением для простолюдинов и знати у нас в городе была казнь.

Это было что-то вроде шоу сейчас. Шоу в прямом эфире. Палач был настоящей звездой, хоть и не давал автографы. Народу, как всегда, набилось много. Яблоку было негде упасть. И я, как обычно, отправился на базарную площадь не только посмотреть кровавое представление, но и заодно собрать несколько кошельков у зевак.

Да, я был карманником, обычным воришкой. Я даже состоял в банде «маленьких сорви голов». Мы выживали, вместе ели и спали ‒ все как один. У меня был лучший друг ‒ Гаспар. Он был старше меня где-то на два года. Он был сильным и высоким ‒ не то, что я тогда. Гаспар всегда меня защищал, когда мальчишки пытались побить меня. И у меня был любимая девушка, точнее, тайная и безнадежная любовь, почти как у тебя. Ее звали Люция, она была дочерью придворного звездочета. Ее отец вечно сидел у себя в высокой башне и носа из нее показывал. По ночам наблюдал за звездами, а днем чертил карты звездного неба. Фанатик, энтузиаст. Его звали Меркурио. Так что дочь отчасти была предоставлена сама себе и часто гуляла с нами по городу. Люция обожала танцевать и прекрасно танцевала. Она мечтала стать акробаткой и сбежать из города и от отца вместе с бродячим цирком. Отец, естественно, был против, и на дочь у него были совершенно другие планы: выгодное замужество за богатого купца или за сына кого-нибудь сеньора. Я не мог даже мечтать о ней. Я уличный вор. Я никто и звать меня никак. К тому же Люция была красавицей: белая чистая кожа, словно ранний невинный снег, и огромные, бездонные, черные, как ночь, глаза; кудрявые волосы цвета вороньего крыла спадали локонами до пояса, но она всегда заплетала их в косы. В городе ее все звали «луноликая», кроме того, она прекрасно пела, у нее был удивительный голос. Ее всегда звали петь и танцевать на городские праздники. Но сейчас не об этом. Так вот, когда я уже нашел и тихо, как кошка, залез в чужой карман с тугим и жирным кошельком, меня поймали ‒ более того, меня поймали за руку. До того дня меня ни разу не ловили. Я был ловким карманником, но все рано или поздно бывает в первый раз.

‒ А что было дальше?

‒ А что бывает с ворами, мальчик? ‒ Он все время звал меня «мальчиком», но я привык и не обращал внимания. ‒ Меня ждало наказание. Справедливые горожане решили повесить мальчишку. Повесить меня за какой-то жалкий кошелек. Суровый век, суровые сердца. Но я их не виню. Одно обидно: меня решили казнить не на базарной площади в субботу, а за городом, на окраине, у дорожного столба, и в четверг. Так сказать, без почета. И несколько дней я провел в колодках, у позорного места, в меня бросали гнилые овощи и фрукты. Хуже все то, что Люция и Гаспар это видели, но они ничем не могли мне помочь. Я сам виноват, попался как сосунок.

Меня повесили на старом, сухом, но все еще крепком дереве.

И жить мне оставалось недолго, петля затягивалась с каждой секундой все туже и туже. Я уже сильно задыхался и хватал воздух, как рыба, выброшенная на берег. Еще немного, и потеряю сознание. Усну навсегда. Как вдруг черная тень закрыло солнце. Солнце стало черным, и днем, в обедню, стало темно как ночью. Это было чудом. Чудом, которое я увидел перед смертью. Так думал я тогда. Толпа зевак и любителей зрелищ в страхе разбежалась по домам. Уже потом я узнал, что это было затмение.

‒ Хозяин, поглядите, висельник, ‒ произнес чей-то мерзкий голос.

‒ Я вижу, Гекко, ‒ ответил ему низкий и хриплый.

А потом хриплый голос обратился ко мне. У меня уже потемнело в глазах.

‒ Ты хочешь жить, мальчишка? ‒ спросил низкий голос.

Я просипел что-то в ответ и дергал ногами, как кукла.

‒ Ты хочешь жить и не умирать?

Я хриплю что-то из последних сил.

‒ Да.

‒ Хорошо, так и будет, ‒ ответил низкий голос. Кто-то взял меня за руку.

‒ Зачем Вам висельник и воришка, хозяин? – пробубнил мерзкий голос.

‒ Он нам пригодится, карлик, поверь.

В следующее мгновение солнце вышло из тени, и снова стало светло.

‒ Меня зовут Агриппа Барбас, я алхимик и травник. Я подарил тебе новую жизнь, мальчик, ты мой должник и отработаешь свой долг.