Лариса Шевченко - Её величество

Жанна не поняла причины смеха Инны и строго процитировала:

– Единство духовного и плотского – это, может быть, одна из самых прекрасных нравственных ценностей. Она наиболее трудно достижима… для женщин. Я, например, только после тридцати лет, после рождения второго ребёнка, поняла вкус к сексу, а мужа всё равно любила. Поэтому сначала тоже считала, что духовное отдельно, телесное отдельно. Но при чём здесь Фёдор с его непорядочностью?

– Какая там духовность в сексе, если мужчина получает удовольствие даже при яростном нежелании женщины! Единение необходимо только нам, женщинам.

– Инна, я не думаю, что ты права, – сказала Жанна.

– Может, мы напрасно заставляем испепеляющее пламя страсти улечься? В этом есть некоторое противоприродное лукавство. Невозможно противостоять, если сердце настойчиво требует высоких амплитуд чувств. А если человек всерьёз ещё раз полюбил? Ведь есть же потребность верить себе, – осторожно продолжила свою мысль Аня, и румянец робкого смущения залил её бледное лицо. – Много вопросов задаю?

«Она до сих пор краснеет? Будто зарницей лицо полыхнуло. Растерянность звучит и в словах, и во взгляде. Какую тему подняла! Вот вам и тихоня», – подумала Лена, внимательно изучая новое для себя лицо выступающей.

«К чему им мои откровения? Всё, о чем бы я ни говорила, Инна всегда оборачивает против меня. Я могу ошибаться. Это моя болезненная мнительность? Но ведь для неё имеются причины», – грустно оценила себя и свой монолог Аня.

– Страсть – только одна из составляющих любви, дорогой мой страж справедливости и порядочности! Забыла, кому приходится расплачиваться за последствия сиюминутной сумасшедшей любви, этого неконтролируемого влечения? Это у мужчин авантюризм и мужская гордость обладателя. Ты могла бы простить неумение управлять страстью, если бы её следствием стало разрушение семьи? Думаю, нет. Я тоже, – вызывающе сдвинув брови, напустилась на Аню Жанна.

«Её волнует не что делать, а кого винить?» – удивилась Лена.

– Да-да, понимаю, сдерживающие факторы… – совсем уж робко, будто в своё оправдание, сказала сразу присмиревшая Аня. – А может, у Фёдора было сильно развито желание получать удовольствие и радость? Это отклонение? – бестолково залепетала она, совсем запутавшись в своих теориях. И окончательно затихла.

«Как откровенна! – растерялась Лена. – Может, она посчитала, что мы поймем её лучше, чем подруги по работе? Возможно, она не стесняется нас, зная, что мы как встретились, так и разбежимся, а её любознательность требует разъяснения и осмысления некоторых тонких вопросов».

– Откуда в Фёдоре эта хмельная в себе уверенность и надежда на возможность достижения никак не сбывающейся мечты? Кто и как промыл ему мозги? А спесь? Ну не из нищего же детства? – спросила Жанна и после некоторой паузы добавила презрительно:

– Понимаешь, Аня, у него не откладывалось в голове, что он подонок. Он счастливый человек!.. Ох уж эта пресловутая теория стакана воды! Вскружила голову мужикам. Видно, по сердцу им пришлась. Во времена Пушкина люди были более нравственны. Помнишь, как Аполлон Григорьев страдал и плакал… стихами, увидев на пальчике своей возлюбленной колечко? Какое целомудрие! В его строках навечно остались и любовь, и боль, и мука… узреть туфельку на ножке любимой было потрясением и очарованием. А видение на миг мелькнувших коленей вызывало у юных обожателей бурю тайных эротических эмоций.

Жанна романтично закатила глаза. Она явно не подыгрывала Ане.

– Раньше мужчины на портреты любимых смотрели, а теперь им порно подавай… О времена, о нравы! – вздохнула Аня.

– …Страсть в этой замороженной рыбе? Да он спит на ходу! – бурно возроптала Инна. В этот момент Лене показалось, что у подруги нет лица, только огромные, горящие ненавистью глаза в тёмных полукружьях век. И она подумала, что все же глаза – самая заметная и самая выразительная часть на лице человека.

– Может, Фёдор только внешне такой?.. А вдруг положение, в которое он себя ставит, мучительно для него, расшатывает его устои?.. Инна, не смотри под руку, я начинаю волноваться и сбиваться с мысли.

– Аня, ты нам перед этим описывала наркомана или маньяка? Тогда его лечить надо, – убеждённо сказала Жанна.

– Фанатичное увлечение профессией – тоже страсть, подобная наркотической, – сказала Аня, чтобы увести Жанну от её неожиданных выводов.

Но та почувствовала, что наличие любой, даже отрицательной одержимости приподнимет и оправдает в её глазах примитивного Фёдора. Этого она не хотела себе позволить, поэтому продолжила свою линию нападения:

– После страсти ничего не остается, кроме горечи и тоски.

– У кого как. Муж одной моей подруги говорил: «Брось свои стирки и приборки. Я это сам сделаю. Ты мне не для этого нужна». Наверное, трудно лишать себя удовольствий, – выдержав выразительную паузу, осторожно предположила Аня и тут же сконфузилась, встретившись с полными любопытства глазами Инны, и нервно затеребила край подола своей ночной рубашки. Две другие слушательницы, шокированные наивной откровенностью Ани «по чистой случайности», дружно отвели свои безразличные взгляды в разные стороны. И в воздухе повисла деликатная пауза.

– Оправдываешь Федьку? Ах, какая извилистая траектория судьбы, какой запутанный лабиринт жизни! В них затаённый трагизм несчастной, неудовлетворённой души великого человека! Ты ещё скажи, что Федька святой и падший в одном лице! Любящую, единственную разменял на десяток других… И кто же это на пустом месте привил ему чувство собственной исключительности? Ему всё позволено! А люди с чувством долга, верности и ответственности обязаны исполнять его капризы, терпеть, служить ему? Ха! В глазах других женщин он видел тайны Мира и глубину Себя!

– Какая простая и верная мысль! – поддержала Жанна ехидный настрой Инны.

3

– Объясните мне, бестолковой: почему мужчина бросает прекрасную во всех отношениях жену с двумя детьми, положившую на алтарь семьи карьеру, здоровье, жизнь, и женится на пьющей, разбитной стерве? Боится ей слово против сказать, выполняет все её капризы, переписывает на нее дачу. Я бы поняла, если бы он ушёл к более молодой, красивой или умной. Но она – черт-те что и сбоку бантик!

Ответом Ане было молчание. И она сменила тему.

– Есть предел, до которого женщина способна закрывать глаза на фокусы мужа. Но Фёдор его постоянно расширял, просто через него перешагивал. Такому лучше бы вовсе не жениться. Ему нужен «дом свиданий», – в робком смущении, запинаясь, добавила Аня, чтобы смазать впечатление от своей неожиданно наивной речи. – А если там, у тех женщин, болезни, наркотики? Они смертельны… И СПИД рядом. Тоже не дай Бог. Почему не боится занести жене? Ему надо искать что-то более морально-нравственное? Оно сослужило бы хорошую службу?… – продолжила растерянно и бессвязно бормотать Аня.