Дмитрий Ведерников - JaaDoo

Утро в Москве обрушивается на тебя. Как будто кто-то включил тумблер: зажёгся свет, и всё поехало, побежало, зажужжало, заговорило. Хотя на самом деле столичная жизнь никогда не замирает ни на одно мгновение, ни на секунду. Шум машин, запахи шаурмы из уличных ларьков, выхлопные газы. Наглые вороны. На поводках собаки с хозяевами.

Лето 2007 года. Жаркое асфальтовое пекло иногда смывало проливным дождём. Даже ливнем. Люди прятались под зонтами и целлофановыми накидками.

В тот день, когда это началось, а если сказать точнее, продолжилось, было солнечно и жарко.

Ни намёка на дождик, хоть маленький. Ни одного облачка. Припекало прямо с рассвета.

Москва стояла в пробках, несмотря на ранний час. Слушала шквал новостей и музыки по радио. Ехала в метро и маршрутках, закопавшись в сотовые и книги. Люди перестали смотреть друг другу в глаза. Забегали в «Макдональдс», покупали свои чикены, фри, пирожки с вишней и бежали дальше, выпивая на ходу кофе из пластиковых стаканчиков. Строчили друг другу СМС-ки. Короткие слова. Даже любить стали СМС-ками, не желая тратить время на разговор по телефону.

Входящее сообщение от абонента «Малышка»:

Смени мне немного любви ☺

Исходящее сообщение от абонента «Зая»:

Лю!

Входящее сообщение от абонента «Малышка»:

☹

Так и бежали мимо своей жизни, строча СМС-ки. Красивые тёлки бежали со страниц гламурных журналов и манили своими формами мажорных мальчиков на дорогих тачках и миллиардных дяденек в огромных чёрных лимузинах.

Все вокруг куда-то бежали, бежали… И только дворник возле подъезда, одетый в оранжевую спецовку, казалось, топчется на месте и машет метлой туда-сюда, гоняя пыль и бумажки.

В стоящем позади дворника автобусе с полностью затонированными окнами несколько бойцов спецназа внимательно изучали фотографию высокого блондина средних лет. Голубые глаза, чуть насмешливый изгиб тонких губ. Типичный, классический представитель жителей прибалтийских стран. Никто из них, за исключением оперов и возглавлявшего группу следователя, не знал, что на фото запечатлён создатель и руководитель опаснейшей тоталитарной секты, объявившейся полтора года назад из ниоткуда.

Вот как они, эти секты, воздействуют так на людей, что те готовы отдать туда всё, даже свою жизнь?

Спецназовцы приготовились к штурму квартиры, где, по их данным, проживал блондин, но следователь в сопровождении оперов и двух бойцов для начала попробовали проникнуть в жилище через парадный вход без традиционного выламывания дверей и выбивания стёкол. Решение оказалось верным – менее чем через минуту послышался щелчок замка. Словно ждали.

Колючий и одновременно насмешливый взгляд, золотая цепь с кулоном. Из-за спины испуганно выглядывала женщина в пижаме. Блондин бросил взгляд на предъявленное удостоверение, поручение о производстве обыска и сделал шаг назад, приглашая оперативно-следственную группу. Опера, привыкшие воспринимать такой жест как добровольную капитуляцию объекта, с удовлетворением переглянулись – на оперативном совещании их готовили к другому сценарию.

Пока ждали адвоката, пытались разговорить блондина, но тот лишь улыбался и не произносил ни слова. Женщина сказала, что знает Валдиса всего несколько дней, и, показав свой паспорт, поспешила уйти, оставив контакты операм. Никто её не пытался задержать.

Долго искали понятых. В итоге обыск закончился ближе к обеду. Ничего существенного не нашли. Даже сотовый телефон у блондина отсутствовал. Вся квартира напоминала обычный «сексодром», который снимают на сутки для встреч с любовницей или проституткой.

В отдел блондина доставили уже в шестом часу вечера. Перед допросом сняли отпечатки пальцев и завели в кабинет, в котором имелся небольшой «обезьянник» с лавочкой и заплёванным окурками и пеплом полом. На столе мерно гудел вентилятор, не в силах справиться с духотой. Опера снова попытались вытянуть блондина на разговор, но он всё так же продолжал молчать и улыбаться. Мухи прилипли к клейкой ленте на потолке. Ждали следователя и адвоката.

Неожиданно дверь кабинета резко распахнулась, и туда, как порыв ветра, ворвался плотный мужчина средних лет с ежиком седых волос и воспалёнными глазами на хмуром, отёкшем лице. Под голубой рубашкой с короткими рукавами и тёмными разводами от пота под мышками просматривалась кобура пистолета, висевшего на брючном ремне.

– Выйдите все отсюда! – скомандовал крепыш тоном, не предполагавшим, что кто-то может ослушаться.

Опера вышли из кабинета и закурили по сигарете, дымя прямо в коридоре отдела.

– Кто это? – спросил тот, что был на вид помладше годами и пониже ростом.

– Майор Горюнов, – ответил второй, пуская клубы сигаретного дыма. – Занимался делом этого маньяка-сектанта. Внедрился к ним. Стал адептом секты. Долго там пытался понять, что к чему, но в итоге получил нервный срыв и полтора месяца в госпитале провалялся. Потом ещё месяц в санатории провёл. Хотели даже по здоровью списать, но оставили за былые заслуги. Да ещё жена с ребёнком недавно погибли.

– Знаменитый Горюнов! Тот самый?

– Да.

– Какой ужас!

– Да. Под поезд на машине попали. Вдребезги. Говорят, шлагбаум на переезде не сработал.

Дальше курили молча. Мимо изредка пробегали сотрудники с папками в руках и озабоченными физиономиями. Какая-то женщина в мятом платье проследовала в один из кабинетов. Поравнявшись с операми, сморщила лицо, стала размахивать руками, отгоняя дым, и недовольно пробурчала хриплым голосом:

– Что, места себе другого нельзя найти? Всё закоптили, дышать нечем! – типичная московская брюзга-потерпевшая. Такой только дай повод, она до министра внутренних дел доворчит своими кляузами.

Опера потушили сигареты, вежливо сказав:

– Простите!

И вдруг из кабинета раздался хлопок. Звук выстрела нельзя было спутать ни с чем. Опера подпрыгнули на месте, округлив глаза. Посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, рванули к двери.

Забежав, увидели майора Горюнова, лежавшего посреди кабинета с простреленной головой. По паркету растекалась лужа чёрно-красной крови. В воздухе повис запах пороха – вентилятор не мог развеять его. В руке у майора был зажат табельный Макаров. Блондин всё так же сидел на лавочке внутри запертого «обезьянника» и молча улыбался.

В проём двери набилась толпа прибежавших следователей, оперов, сотрудников отдела в форме и по гражданке. Теперь все заглядывали друг другу за голову, вставая на носочки и вытягивая шею, пытались увидеть, что там произошло.

– Ты чего? Ты чё сделал? Ты как? Ты, сука! – завизжал тонким фальцетом на блондина бледный опер, тот, что помоложе. – Чё ты лыбишься?