Татьяна Популова - Твои два метра

Я никак не отреагировала. Только развернулась, чтобы положить в рюкзак тетрадь для сочинений.

–Зачем тебе бессмысленная борьба?

Промолчала. Вместо того, чтобы ответить парню я достала влажную салфетку из рюкзака и начала протирать кроссовки.

–Эй, ты, – крикнул Артём.

–А ты ещё здесь, – проговорила я, позевая, – прости мне некогда. Надо готовиться к выборам.

Когда начала проходить мимо Артёма, то в спину мне что-то прилетело. Даже было неинтересно что. Ещё одного такого диалога я не выдержала бы. Продолжение было бы печальным. Наверное, мои слёзы бы отошли от вековой хладнокровности и дали о себе знать. Но я до такой степени уже не помню, каково это плакать, что мало представляю такую ситуацию.

Моих нервов не всегда хватало отвечать парню. И я, приходив домой, закрывала свою комнату на замок, чтобы посидеть в одиночестве в кругу сектантского круга из таблеток. Они это всё, что помогает мне жить. В эти минуты я начинала медленно перебирать их своими пальцами, читать состав, раскладывать по коробочкам, ставить на полочку. Но на следующий день, когда нервы сдавали, эти коробочки летели на пол.

Один из таких дней, вернувшись домой, снова закрылась в комнате. И вот я уже повторяя про себя, будто стих, состав таблеток, в дверь кто-то постучался. Это была мама. Мама попросила войти. Не открыть дверь маме? Человеку, которого я боюсь до мурашек? А если завтра не проснусь? А если завтра проснусь в детском доме? Последняя мысль меня на мгновение остановила, ведь дальше пошла другая: «А может это к лучшему?». Но моя совесть стукнула меня по колену, и оно невольно выгнулось.

Она вошла своей гордой походкой, моя голова невольно опустилась, а ноги подкосились. Стало жутко от этого взгляда. Пожалуйста, можно не надо? Мне хватает унижений в школе, мне хватает безразличия. Ты же мама. Почему же настолько хладнокровна к своей дочери?

–Я тут слышала, что ты подала свою кандидатуру на президента школы. Ну, что ж. Не позор семью, поражение даже не принимается.

Даже не посмотрела на меня и вышла. Меня затрясло изнутри. Что я могу сделать? Как сказать человеку, который не знает слово поражение, о том, что это невозможно. Невозможно выиграть. Все мои усилия будут бессмысленны. Я проходила это уже и не раз.

Лежала на полу, глядя в потолок. Думала о том, что возможно все шаги к вершине уже бесполезны. И что мне суждено умереть на дне. Если бы мои пальцы каждый раз не спихивали, когда они зацеплялись о край вершины, то возможно было бы всё по-другому. А может это к лучшему? Ведь мне как никому было известно, что там наверху меня ждала только одна бессердечная чудачка, которая не оставила мне выбора в жизни. Смерть. Я чувствовала её взгляд снизу. Она ждала, когда я уже поднимусь к ней. То чувство, когда успех будет поражением. Но нельзя, моё воспитание не позволило мне сидеть сложа руки, поэтому я всю ночь писала речь. Делала всё возможное, чтобы победа хоть чуть-чуть могла оказаться в моих руках. Не заметила, как время приблизилось уже к подъёму. А я даже не ложилась. Отец, увидев меня в таком состоянии, лишь покачал головой, а потом заставил идти в школу.

–Я слышал, что ты подала свою кандидатуру на президента школы, – начал со мной диалог отец. Хотя нет, это были всегда монологи. В семье моё мнение и слово ничего не значило. Как и я сама.

–Ну, что ж, раз подала, то выигрывай. Ты сможешь.

Мне даже перехотелось спать в этот момент. Отец сказал мне, что я смогу? Не унизил, не прочитал нотацию, а просто по-отцовски сказал, что смогу.

Улыбнулась.

Не улыбалась так давно, что даже не получилось. Но так приятно на сердце мне не было никогда.

Я смогу.

Подошла к двери класса. Услышала, как кто-то кричит моё имя, ставя его на одно место с матом. Сжала кулаки. Снова повторилось. Резко открыла дверь класса. Это был Коля Пивани. Тихий и милый мальчик. Таким его знаю я. Всегда улыбался мне странно и открывал дверь в столовую. Наверное, в душе относилась к нему лучше всех. Но сейчас он сидел на моей парте с ногами и выкрикивал в мой адрес маты. Встала в ступор. Что мне делать? Это так непривычно, когда тебя унижает другой человек, который до этого так не делал. Стояла в дверях класса и наблюдала за этим. Он встал с парты и громко сказал:

–Что она сделает мне? А те, кто заступятся за неё? Я свободный человек. Что хочу, то и говорю.

В глазах потемнело. Уши заложило. Мне стало в этот момент так плохо, и поняла, что не каждый из нас свободен. Я была в оковах болезни, каждое моё движение контролировалось чем-то извне. Пока я пыталась прийти в себя, закрывая глаза и глубоко вдыхая, в классе наступила тишина. Поняла, что меня увидели. Открыла резко глаза, было туманно, но я вполне могла отличить фигуры людей.

–Чего ты смотришь? – спросил он.

Тяжело вздохнула и сделала аккуратно шаг вперёд. Пыталась не выдать своё самочувствие.

–Я? Как ты думаешь, насколько твоё поведение нормально по отношению ко мне в настоящий момент? – спросила я повышенным тоном, но я совершенно не слышала себя.

–А твоё по отношению к нам? – он говорил спокойным голосом.

–У тебя ко мне есть какие-то претензии? Говори, – я подошла к этому парню, чтобы разглядеть эти лицемерные глаза.

–Ты думаешь, что лучшая?

Я почувствовала боль на своей щеке. Коля ударил меня. Туман ушёл. Коля смотрел на меня так, будто я его предала. А потом в его глазах прочитался страх. Я усмехнулась, хотя мне было совсем не до смеха. Так унижать меня мог только Артём. Почувствовала адскую боль в голове. Не могла ничего придумать, чтобы как-то отреагировать на это действие. Я ведь думала, этот человек, которому могу доверять на духовном уровне. Мне стало так больно от этого поступка. Это был нож в спину. Мне сразу вспомнилось, как Коля Пивани поддерживал меня во всём, как помогал донести тяжёлые книги. Вспомнила, как он как-то возразил Артёму Шнайдер по поводу меня. Вспомнила его искреннюю улыбку в сторону меня. И всё это разрушилось о поступок. Мне хотелось расплакаться от предательства, но меня отвлёк свист у двери. Там стоял Шнайдер.

Он медленно прошёл до меня, посмотрев с высока. Наверное, до этого никто настолько близко не находился со Шнайдер. Его глаза смотрели мне прямо в душу. У него настолько глубокий и проникновенный взгляд, что казалось, будто он видит тебя изнутри. Только через пару секунд я поняла, что Шнайдер стоит в полуметре от меня. Настолько близко – даже для меня дико. Я немного отшатнулась назад, а он нахмурил брови. Артём немного наклонил голову ко мне, разглядывая щёку. Забыла, как дышать. Моргать. Говорить. Забыла всё. А гробовая тишина только всё угнетала.

Артём Шнайдер положил свою руку на мою щёку и шёпотом спросил:

–Больно?

–Не твоё дело, – резко ответила и отвернула свою голову. Что за внезапное проявление нежности? Подумал, что так смогу уступить ему место в первенстве? Ну, уж нет. Была уверена, что это один из способов столкнуть меня. Мы будто играли в царя горы. Каждый шёл на то, что только мог. Но применять нежность в борьбе – это слишком.