Сара Дессен - Долго и счастливо

– Хочешь сказать, она крепкий орешек?

Я посмотрела на него.

– Никогда не называй ее так. Никогда.

– Я запомню. – Он кивнул, и локон тут же свалился ему на лоб. – Знаешь, у меня такое чувство, будто ты не веришь, что я справлюсь с этой работой.

– Ты прав, – согласилась я и сделала шаг вперед, продвигаясь к кассе.

У него хватило наглости сделать оскорбленный вид.

– Почему? Ты ведь меня совершенно не знаешь.

– Может, и так, но не стоит забывать о том, что мне уже о тебе известно. Из-за тебя задержалась свадьба твоей матери…

– Оглядываясь назад, стоит отметить, что лучше бы она вообще не состоялась. Представь, если бы я еще хоть немного поболтал с Деми, то мама могла бы одуматься и избавить себя от многих проблем.

– …а сегодня, – продолжила я, – ты сломал собственность компании и довел до слез клиента.

– Я довел до слез свою сестру, – поправил он. – В тот момент я еще не был сотрудником компании. Это важное уточнение.

Очередь медленно продвинулась вперед.

– Ты всегда ищешь отговорки, чтобы не нести ответственность за созданные тобой неприятности?

– По какой-то причине в большинстве случаев все винят меня. Так что я держу ухо востро.

– По какой-то причине?

– Разве ты не должна сказать мне, какой кофе заказывать?

Я так сильно сжала челюсти, что пришлось уговаривать себя расслабиться. Поняв бесплодность попыток, я повернулась и посмотрела на женщину, которую мы с Уильямом звали «телефонисткой». Каждый будний день, во сколько бы я ни пришла в кофейню, она сидела за одним и тем же столиком, с открытым ноутбуком и телефоном у уха, к тому же разговаривала так громко, словно хотела, чтобы все слышали ее беседу. Иногда женщина обсуждала свою работу – она расшифровывала медицинские карты, – но чаще болтала на личные темы. Так в начале недели я узнала, что у одной из ее подруг диагностировали рак груди, а у нее самой аллергия на ростки пшеницы. И это я сократила.

Неудивительно, что и сейчас я слышала, как она своим громким, немного звонким голосом обсуждала стоимость авиабилетов.

– Уильям всегда заказывает большую порцию латте с обезжиренным молоком. Всегда. А вот мама непредсказуема. Чаще всего она просит купить эспрессо с цельным молоком. А если у нее стресс, ей может захотеться двойного эспрессо. Но если она огрызается на тебя, то лучше бери простой. В таком состоянии она не почувствует разницы, и так будет лучше для всех.

Эмброуз ничего не ответил, и я увидела, что он внимательно изучает выпечку. Отлично.

– Эй! – воскликнула я. – Ты вообще слышал…

– Большую порцию латте с обезжиренным молоком и эспрессо с молоком для твоей мамы. Не надо возмущаться. Плюс к этому два круассана с шоколадом, разогретых так, чтобы он потек.

Я моргнула, удивленная, что он вообще хоть что-то запомнил.

– Я ничего не говорила о круассанах.

– Это для нас, – объяснил он.

– Но я не хочу круассан.

– Ты выглядишь нервной. Это поможет, – посоветовал он. – Не волнуйся, это за мой счет. Правда, возможно, мне потребуется занять пару баксов до зарплаты.

Позже я поняла, что в этом ответе сложилось все, что так раздражало меня в Эмброузе. Но в тот момент я просто молчала, не зная, что сказать. И тут мой телефон запищал. Это было сообщение от Джилли: «ВОЛНУЕШЬСЯ? ГОВОРЯТ, В «А-КАДРЕ» БУДЕТ ПОТРЯСНАЯ ВЕЧЕРИНКА. МЫ СОЗДАЕМ ВОСПОМИНАНИЯ!»

– Вечеринка в «А-кадре»? – заглядывая мне через плечо, спросил Эмброуз. – Где это?

Я тут же перевернула телефон.

– Серьезно? У тебя вообще есть манеры?

– Это же ты достала телефон во время нашего разговора, – возразил он, но, заметив мой пристальный взгляд, добавил: – Знаешь, тебе действительно нужен этот круассан.

– Следующий, – позвал бородатый парень чуть старше меня, стоявший за стойкой, который так сильно любил клетчатые рубашки, что Уильям окрестил его «дровосеком». – Привет. Как дела в свадебном бизнесе?

– Так же безумно, как всегда, – сказала я, а затем указала на Эмброуза. – У него есть заказ, но ты, наверное, и сам знаешь, зачем мы пришли.

– Возможно, – ответил «дровосек». – Но лучше скажите мне.

– Я ухожу, – объявила я Эмброузу. – Не забудь взять лишних салфеток.

– Оки-доки, – крикнул он мне вслед, когда я зашагала к двери, – повеселись на выпускном!

Эти слова были сказаны таким радостным и добродушным тоном, который настолько не совпадал с моим настроением, что я вновь невольно стиснула челюсти. Как можно быть таким невосприимчивым к окружающим и не замечать, как сильно ты раздражаешь других? Когда я открывала дверь, этот вопрос все еще не давал мне покоя. Но внезапно все мысли, разговоры в зале и тихую музыку перекрыл голос «телефонистки».

– …просто ужасный день, – жаловалась кому-то она. – Ты слышала о стрельбе в Калифорнии? Говорят, погибло пятеро детей. Пятеро. Это самое…

Я так сильно захлопнула за собой дверь, что даже задребезжало стекло. Но никто этого не заметил. Ведь каждый погружается в собственный мир при первой же возможности.

– Видишь? – завопила Джилли. – Мы создаем воспоминания! Ты и я! Прямо как сказано в ежегоднике!

Вернее, мне казалось, что она произнесла именно это. Было трудно сказать наверняка, потому что нас окружала плотная толпа танцевавших под громкую музыку людей, которые вдобавок еще пытались перекричать ее, общаясь друг с другом. Мы находились в главном зале «А-кадра», в котором, по-видимому, проводились все вечеринки нашей школы в течение года. Джилли постоянно с кем-то здоровалась, я еще не увидела ни одного знакомого лица.

И вот я торчу здесь, после того как официально стала выпускницей школы, с теплым пивом в руке. Церемония, проходившая в актовом зале университета, была долгой и скучной, а жара и духота летнего вечера лишь все усугубляли. Каждый раз, когда я осматривала зал, сидя на своем месте среди выпускников, – Стив Барофф с покрасневшими глазами сидел рядом со мной и время от времени хихикал, – я видела, как люди обмахивались программками. И эти движения взад-вперед гипнотизировали меня. Я и сама не поняла, как встала со своего места и направилась к сцене, а затем и по ней, чтобы получить свой аттестат. Хотя приглашенных не раз предупреждали никак не выделять выпускников, и все закрывали на это глаза, меня не удивило, когда с задних рядов донесся крик Уильяма: «Браво!»

Правда, меня терзала не только жара. Мысли то и дело возвращались к стрельбе в школе, подробности которой мне совершенно не хотелось знать. Но одноклассники обсуждали ее, пока мы выстраивались в пары, а директор аж трижды упомянула об этом, когда раздавала нам последние замечания перед церемонией. И я понимала причины: это случилось с такими же школьниками, в такой же государственной школе, и мы не могли сделать вид, будто ничего не произошло. К тому же еще несколько месяцев назад я, как и они, постоянно обновляла новостную ленту в телефоне или приклеивалась к телевизору, чтобы узнать новые подробности. Но затем произошла еще одна стрельба. И еще одна.