Наталья Селиверстова - В отражении дождя

Я помню, как она стояла в центре комнаты и заразительно смеялась над чьей-то шуткой. Ее темные длинные волосы струились по плечам мягкими волнами, карие глаза казались лучиками текучего золота, очерчивающими солнечное затмение. Светлая, словно фарфоровая кожа как будто светилась изнутри, небольшая родинка над губой приковывала взгляд, а фигура была слишком идеальной. Я даже не представлял, что такие девушки существуют. И что одна из них вот так возьмет и украдет мое сердце. Все это время я стоял в углу и пялился на нее, как идиот, мечтая только об одном: чтобы она так смеялась над моей шуткой. Чтобы она стояла около меня, а не с той компанией. Чтобы ее глаза блестели только для меня. Я не узнавал себя в своих желаниях. Но подойти так и не смог. Она подошла сама.

– Привет, я Аделина, – она протянула мне руку, а я не мог вымолвить ни слова. Губы предательски пересохли. Она была слишком красива и слишком близко. Мозг отказывался соображать. Тогда она продолжила. – Ты, кажется, Матвей? Я много слышала о тебе.

Господи, она много слышала обо мне! Интересно, что? Я лихорадочно прокручивал в голове варианты: что я мажор, гуляка и бабник?

– Ты создаешь интересные компьютерные игрушки, верно? – я судорожно выдохнул. Это лучший из вариантов, который она могла назвать. Конечно, потом я понял, что она знала обо мне и все остальное, но была слишком деликатна. Она всегда была слишком деликатна и правильна. Яркая, красивая, добрая, американская студентка и волонтер благотворительных организаций. Самый светлый человек из всех, кого я когда-либо встречал! Тогда я даже подумать не мог, что она обратит на меня внимание, но, видимо, Купидон в тот вечер был на моей стороне. Или кто там из богов отвечает за чувства?

Матвей достал сигарету из пачки и начал нервно ее теребить. Табак потихоньку крошился на его коричневые брюки, но он даже не замечал этого.

– Все завертелось так быстро. За эти две недели новогодних каникул мы расставались от силы на пару часов. Я чувствовал себя самым счастливым человеком и даже думать не хотел о том, что Аделина скоро уедет. Через несколько дней она должна была выйти волонтером в организацию по спасению диких лошадей во Флориде, но ее планы нарушил я.

В тот вечер мы лежали на диване в обнимку и смотрели кино, когда она повернулась ко мне.

– Мэтт, я сдала свой билет, – она со дня знакомства предпочитала называть меня Мэттом, на американский манер. У меня с плеч словно упала огромная глыба. Я понял, что она остается здесь ради меня. В груди фонтаном взорвался миллион разных чувств: от страха, что она меняет свою жизнь ради меня, до полного безграничного счастья и понимания того, что она теперь не уедет. Я едва слышно спросил:

– Ты уверена, что не будешь жалеть?

– Я буду жалеть, если не попробую остаться. А там будь как будет, – улыбнулась она. Наверное, со стороны могло показаться, что я черствый идиот, которому вообще было наплевать, останется она или уедет в свою Америку, но это не так. Просто я не из тех, кто легко показывает чувства или говорит о чувствах. По-моему, больше говорят наши поступки. Я встал и открыл ящик стола, в котором лежали запасные ключи от моей квартиры. Весело запрыгнул обратно на диван и протянул связку Аделине.

– Переезжай ко мне. Хочу, чтобы ты чувствовала себя хозяйкой здесь, – она захлопала в ладоши от счастья, непосредственная маленькая девочка. Такая беззащитная, но в то же время такая сильная и властная надо мной. Я обнял ее и понял, что хочу провести с ней всю свою жизнь. Но потом что-то пошло не так.

Сигарета в руках Матвея раскрошилась полностью, и он достал еще одну. Глаза лихорадочно блестели. Было видно, что ему непросто даются эти воспоминания, но останавливаться он уже не хотел. Или не мог.

– Год, который мы провели вместе, был лучшим во всей моей жизни. Знаешь, рядом с ней я сам становился немного лучше, мне хотелось тянуться до ее уровня. Мы говорили на любые темы, с ней всегда было интересно. Помню ее рассказ о волонтерской программе по спасению черепах в Коста-Рике. С каким лицом она изображала, как маленькие черепашата, только вылупившись, бегут через весь пляж к воде, – Матвей грустно улыбнулся. – Я восхищался ей, ее добротой и светлым сердцем. Но иногда мне казалось, что она слишком хороша, что я недостоин ее. Мне было непонятно, почему она – такая умная, красивая, благородная – осталась в России ради такого, как я.

– Думаешь, тебя не за что любить? – я не выдержала и задала вопрос, который, кажется, мучил не только меня, но и его. Матвей на секунду замер, уставившись в одну точку на полу, затем поднял свободную руку и запустил пальцы в кудрявые волосы.

– Теперь действительно так думаю, потому что все испортил именно я. А знаешь, как это произошло? – он повернулся ко мне и в глазах блеснул какой-то недобрый огонек. Непонятно, то ли он так сильно переживает из-за произошедшего, то ли просто у него не все дома, и только теперь это вылезает наружу. – Совершенно по-идиотски! Я начал уходить в загулы. Просто перестал появляться дома, где ждала меня Аделина, не отвечал на ее звонки. Мне было хорошо и весело с друзьями. Мы неделями зависали на съемных квартирах и не интересовались ничем.

Они были на одном уровне со мной, мне не нужно было тянуться к небесам, чтобы дотронуться до звезды, понимаешь? С друзьями просто. С ними я чувствовал себя на уровень выше, а до нее не дотягивал. Этот тупой эгоизм разрушил мою жизнь.

Матвей горько вздохнул, достал зажигалку из внутреннего кармана джинсовки и наконец прикурил.

– Я знал, что все разрушаю, но уже не мог остановиться. Я знал, что Аделина не виновата в моих комплексах, которые я испытывал рядом с ней, но ничего не мог сделать.

Он судорожно выдохнул струйку дыма, словно пытаясь вместе с ним отпустить все то сожаление, что накопилось внутри за эти годы.

– Когда я вернулся домой в тот последний раз, она еще ждала. Сидела на подоконнике, встревоженная, серьезная, смотрела, как дождь барабанит по соседним крышам и тонкими струйками стекает вниз. Она вообще очень любила дождь. Могла часами гулять под ним и приходить промокшей, но совершенно счастливой.

«Дождь смывает все следы, все печали и сожаления. Он обновляет все, что попадается ему на пути. Даже самые привычные улочки кажутся чем-то иным в отражении дождя», – говорила она.

Так вот, когда я зашел в комнату, она даже не обернулась.

– Ты больше меня не любишь, – от этих слов я вздрогнул. Ее голос казался таким чужим и незнакомым. И я понял все, что натворил. Я оставил ее одну на две недели, а она сидела и ждала меня. Готовила ужин каждый вечер в надежде, что я вернусь. Одна наряжала новогоднюю елку, чтобы создать хоть какую-то атмосферу предстоящего праздника. Не спала ночами, названивая мне на выключенный телефон. Мне стало невыносимо противно от себя такого, но я не знал, как ей объяснить все, что накопилось у меня на душе. Я не мог сказать: «Ты слишком идеальна для меня», потому что она не была такой! Это я был слишком тупым.