Елена Колина - Посмотри, на кого ты похожа

Вечером ходили к маме прощаться с тётей Верой, она завтра уезжает. Тётя Вера испекла пирожки с капустой и заварные булочки с кремом. Непонятно, зачем она весь вечер стояла у плиты – лучше бы мы просто сели и поговорили, но с едой всегда очень странно: почему-то получается, что в этих пирожках вся её любовь к нам, и в булочках с кремом тоже.

Я осталась совсем одна, без взрослых. Мама не в счёт, она так ужасно волнуется по всяким разным поводам, что мне только и остаётся врать, что у нас с Мурой одни пятёрки по всем предметам.

Расстроилась, хотела зализать свои душевные раны во сне, но не могу лечь спать, пока не позвонит Женька. Почему она не звонит? А-а, вот она.

Обсуждали с ней мою книгу и немножко поругались. Женька сказала, чтобы я ни за что не ходила на собачье шоу без её разрешения (когда стану знаменитой). Она сама проверит, чтобы я оделась прилично, а не отправилась в телевизор в кислотных ботинках.

– Ботинки такие коричневые, в зелёных разводах, почему в них нельзя в телевизор? С носом, на толстой подошве, сейчас все такие носят…

– Кто все?! В паспорт загляни, идиотка, – сказала Женька.

Считаю, несправедливо – человек носит точно такие ботинки, на сколько лет он себя чувствует.

Перед сном думала, действительно ли мы уже вышли из молодежной моды. Решила, нет. А в паспорт я не могу заглянуть, потому что он потерялся.

12 января, пятница

Два раза звонила тёща. Оба раза на мобильный, прямо на лекцию.

Я не умею управляться с мобильным, не знаю разных его хитростей, а умею только звонить. В перерыве студенты понажимали какие-то кнопки, и этот тёщин номер теперь не пройдёт, то есть он звонит, но звонок не слышен. После лекции посмотрела: десять непринятых звонков от одного номера. Десять!

Как психолог, я бы ей посоветовала не звонить и вообще не обострять ситуацию. Не провоцировать людей на необдуманные поступки, которые они могут совершить от избытка эмоций. Десять звонков! Мне кажется, эта тёща всё-таки звонит не по адресу, ей бы надо не к психологу.

Сегодня было три записи в салоне, и все, как нарочно, – женщины, которым изменяют мужья.

Когда ко мне приходят обманутые жены, я всегда вспоминаю свою тётю Веру. Она так любила своего мужа, дядю Игоря, просто как в кино. Ну, он того и стоил – большой, добрый, остроумный, плюс все то, что когда-то называлось «настоящий человек». Построил завод где-то на Севере, стал директором, орденоносцем тоже стал. И вот тётя Вера так его любила, что ничего, кроме него и работы, не замечала, даже их двоих детей. Такая любовь бывает не у всех. А дети у неё где-то на заднем плане жизни болтались. Их растили ясли и пионерская организация.

Это были люди старого советского производства. В лучшем смысле, как из старых советских фильмов. Тётя Вера была прежде всего врач, и не прежде всего тоже врач.

Так вот, дядя Игорь был очень привлекательный мужчина. К тому же директор завода, в их маленьком городке – самый главный царь и бог. И у него, конечно, частенько случались женщины. Но тётя Вера считала, что её Игорю положено все, чего ему хочется, и пусть он будет счастлив как ему нравится. Тем более все эти женщины были не всерьёз.

Но вдруг у дяди Игоря случился роман! Им тогда было лет по тридцать с небольшим, самый «романный» возраст, когда первые чувства уже потеряли остроту, а сил на любовь у человека ещё очень много. И мой дядя Игорь полюбил другую женщину и сказал моей тёте Вере, что он от неё как честный человек непременно уйдёт, но не сразу, а перед уходом ещё немножко подумает, что ему делать. А тёте Вере придётся немного подождать, что он решит, или много, он пока не знает.

И вот тётя Вера стала ждать, что он решит. А он ей не просто – муж, отец двоих детей и кормилец семьи, а – ЛЮБОВЬ. И она ждала. Полгода, или шесть месяцев. Без глупых вопросов, мол, решил ли уже, а если решил, то нельзя ли узнать, что? Без косых взглядов и выяснения отношений. И уж тем более без никакого «у нас же дети». Она просто любила его, как всегда. Ну, плакала, конечно, но только когда он засыпал, очень тихо, чтобы его не разбудить, не вызвать жалость и не повлиять случайно на его решение. И через три месяца муж сказал моей тёте Вере: «Не могу с тобой расстаться. Хотел, но не могу ни за что».

Заметим, не с детьми, а с ней. С ней, с ней!!! Ура!

И они прожили вместе ещё двадцать пять лет. Когда он умер, тётя Вера на мой вопрос, очень ли ей ужасно одиноко вечерами, удивлённо сказала: «Я же не одна, я с Игорем». Да…

…Каждому хочется, чтобы одна большая любовь на всю жизнь, и умереть в один день, и вообще…

Звонила Алёна. Кардиолог поставил пуделю диагноз «порок митрального клапана», прописал внутривенные уколы. Сказала, что так он вроде пудель как пудель, весёлый, укусил Никиту при попытке сексуального домогательства (Алёны).

Перед тем как принять душ, подралась с Муркой, хлестала её полотенцем по попе. (Давно не заглядывала в Мурин дневник. Безобразие! Он весь исписан замечаниями классной руководительницей Муриной жизни. И двойки по физике.)

Жаловалась Женьке, что физичка не любит Мурку.

– А почему учителя должны любить учеников? – удивилась Женька. – Они любят новую обувь.

(Когда Женька ещё жила в Питере, Катькина учительница однажды прислала ей записку: «Мой размер: босоножки с закрытым мысом – размер 38, с открытым мысом – 38,5».)

– Отнеси ей куря! – велела Женька. – Курем могут быть конфеты, духи и прочие излишества.

Решила – ни за что! Мура уже большая девочка, пусть сама носит куря.

15 января, понедельник

Утром понеслась с конфетами в школу, даже толком не одевшись, нацепила длинное пальто на пижаму. Надеюсь, раздеваться не заставят. Собираюсь поставить классную (физичку) на место.

– Почему вы все время защищаете вашу дочь? – строго спросила физичка.

– Потому что вы все время нападаёте на неё, – честно ответила я, и тут же отползла в сторону, улыбнувшись физичке фальшивой улыбкой.

– Извините, пожалуйста, простите меня за всё, если можете… – сложив руки зайкой, пропищала я. – Понимаю, как вам трудно с ними… (А сама думала – чёрт бы тебя взял!)

Физичка подалась ко мне. Ноги-столбики, немигающий взгляд, острые зубы…

– Ваша дочь очень несобранная…

– Да-да. (Чёрт бы тебя взял!)

Я кивала и смотрела на физичку безнадёжно печальным взором – научилась у Льва Евгеньича, с таким выражением лица он обычно сидит у холодильника.

Классная говорила, что девочку надо приучать к трудностям. Всех остальных тоже, но девочек особенно, а уж мою Муру – в обязательном порядке.

Не поняла, зачем именно девочек выращивать несчастными и готовить к всеобщей фиге, которую, по мнению физички, им непременно покажет жизнь?

– Я приму меры, прямо сейчас, – приду домой и буду приучать её к трудностям! – поклялась я, из последних сил притворяясь взрослой, Матерью «вашей дочери».