Николай Башев - Друг мой – Беркут_3

В поисках дальнейшей работы за этот год перетряс всех своих друзей и знакомых, пока через них не вышел на одного из руководителей особого конструкторского бюро "Кулон".

Разговор с ним был короткий и жёсткий. Меня принимают, дают оклад 130 рублей, и поручают в кратчайшие сроки наладить нормальную работу и вывести из глубокого прорыва конструкторскую группу.

Несколько дней уходит на ускоренное оформление необходимых документов и ознакомление с базовым предприятием, на территории которого и расположилось ОКБ.

Моё рабочее место – канцелярский стол в небольшой комнате со стеклянными стенами и высоченными шкафами с бесчисленными чертежами. Рабочий инструмент – карандаш, логарифмическая линейка и ноги, переносящие меня из одного заводского цеха в другой, из ангара в ангар.

Вскоре начались постоянные поездки, сначала в Москву на головную фирму, потом на различные полигоны, разбросанные по всей стране, где испытывались новейшие боевые самолёты.

Совместную работу с сотнями талантливейших инженеров нашей страны я считаю своим третьим университетом. Они научили меня искать и находить наилучшее решение любых проблем, научили принимать молниеносное решение в различных критических ситуациях.

Один из них – это Заместитель Главного Конструктора, Олег Павлович Соболев, руководитель Особого Конструкторского Бюро.

Наблюдая за его работой, я поражался необычайному техническому чутью. Из предлагаемых нескольких вариантов он, буквально на ходу, выбирал оптимальный. Однажды большая группа инженеров надолго зависла в сборочном цеху у высотного самолёта-перехватчика, пытаясь установить новый бортовой аккумулятор. Ничего не получалось. Размеры аккумулятора были больше, чем сам аккумуляторный отсек. Незаметно сзади подошёл Олег Павлович.

– Что, пацаны, призадумались? Не помещается ваш прибор? Дайте взглянуть, – похлопал он по нашим понурым плечам.

– Да вот никак не хочет, проклятый! – отвечаем.

– А вы вот так попробуйте, – показал руками, как надо сделать, и тут же удалился наш шеф.

И ведь получилось!

Очень плотно мне пришлось поработать с Соболевым, когда начали отработку на новых самолётах системы дозаправки топливом в воздухе. В пустом конструкторском бюро засиживались допоздна вдвоём, ломая голову, как решить очередную головоломку.

Чтобы отдохнуть немного, и дать волю свежим мыслям, он в перерывах рассказывал о своих походах на яхте по Балтике, а я про шлюпочные походы по Амуру.

Когда я пожаловался, что не смог в Москве найти человека, придумавшего тяжёлый истребитель СУ-27, он, улыбаясь, предложил ещё раз плотно поработать с основными отделами головного конструкторского бюро. Что я и сделал.

Вскоре пришла пора мне двигаться дальше по служебной лестнице. Предстоял перевод в Москву. В столице вопрос был решён, все документы подписаны. Я зашёл в скромный кабинет Соболева попрощаться.

– А ты нашел того, кто создал СУ-27? – озадачил меня Олег Павлович.

– Нет, – честно ответил я.

– Тогда я не отпускаю тебя никуда, – огорошил меня шеф, – И не надейся на помощь столицы!

В итоге мой перевод из Новосибирска затянулся на целый год. Три раза я оформлял все документы на перевод, и три раза они бесследно исчезали. Весной 1986 года Соболев неожиданно сдался.

– Упорный ты мужик, Николай Сергеевич, отпускаю тебя, но не в Москву, а на Волгу. Общее дело ведь делаем. Больше твои документы не будут исчезать. Счастливо тебе, и желаю хорошо устроиться на новом месте. Если останешься, то я тебе зарплату приличную и должность хорошую дам! – сказал и с грустной улыбкой пожал Палыч мою мозолистую руку…

Первый месяц моей работы в новой должности начальника конструкторской бригады заставил напрячь все силы и знания. Начальство даже и не думало делать скидку на мою молодость и требовало максимально ускорить разработку нового проекта.

В ОКБ имени П. О. Сухого существовало негласное правило назначать начальниками конструкторских бригад только тех, кто перешагнул сорокалетний рубеж и провел за чертёжной доской не менее 15 лет. И я с благодарностью вспоминаю опытнейших инженеров и рабочих авиазавода. Они помогли в кратчайшие сроки стать вровень с ними.

В те годы приходилось очень много времени проводить в командировках.. Полёты на пассажирских самолётах Ан-24, ЯК-40, ИЛ-18, Ту-134, Ту-154, ИЛ-86 стали привычным делом. Друзья в Новосибирском аэропорту часто выручали, помогая достать билеты на ближайший рейс. Я чувствовал, что останусь в неоплатном долгу перед моими товарищами на веки вечные.

Однажды, в студёную зимнюю пору, ожидая вторые сутки улучшения погоды, встретил в буфете аэропорта начальника смены, своего однокурсника. Минут пять поговорили о делах житейских. Потом он пожаловался на неприятные моменты в своей работе.

На самолётах Ту-154 произошло несколько случаев отказа системы выпуска шасси перед посадкой. Была создана группа специалистов для выяснения причины, однако, результатов пока нет.

Я как раз занимался изучением похожих отказов на наших самолётах, эксплуатируемых на Дальнем Востоке. В нашем случае виноватым оказался солёный морской туман, вызывающий коррозию деталей. После вопроса о том, в какие города летали аэрофлотовские машины, мне пришло на ум то, что в данном случае дело может быть связано с электрической системой самолёта.

Выпуск шасси обеспечивает гидравлическая система после срабатывания электромагнитных кранов. Если где-то нарушается электрический контакт, то кран не срабатывает, и шасси остаются в своих нишах.

Поэтому инженеры всегда предусматривают специальные меры по защите цепей управления. Через две недели в моём кабинете раздался телефонный звонок из аэропорта.

Мои подозрения подтвердились, в схему управления выпуском шасси самолётов Ту-154 внесли изменения. Руководство выражает мне благодарность за участие в решении проблемы. Пришлось после работы заскочить в гастроном за бутылочкой лимонада.

Серийный авиазавод в 1983 году работал на полную мощность. Новенькие самолёты один за другим выкатывались из ангаров на линейку готовности, выполняли три-четыре контрольных полёта, и с оглушительным рёвом навсегда улетали в далёкие края.

Служба им предстояла нелёгкая. На самолёты устанавливалось новейшее оборудование, ещё не освоенное строевыми лётчиками и техниками. По их требованию на заводе ввели дополнительные испытания в условиях, максимально приближённых к боевым. И начались сюрпризы.

Новая техника не всегда хотела работать, как надо. Особенно много вопросов возникло при проверке работы системы дозаправки топливом в воздухе от летающего танкера ИЛ-78. Эта процедура столь сложна и опасна, что лётчик заправляемого самолёта терял в весе 3-4 килограмма за несколько минут стыковки и заправки.