Тина Вальен - Русская сага. Дорога без конца. Книга четвёртая

Улица – у лица. Главная улица – лицо города, посёлка, деревеньки, поэтому очень важно, какова она. Ина рано выпала из любящих рук родителей прямо на единственную главную улицу маленькой деревеньки, которой дали название Цветочная.

В каком-нибудь другом месте, в Одессе или Ташкенте, дети росли во дворах, а её воспитала эта улица. Может быть, поэтому во всех новых местах Ина в первую очередь обращала внимание на них: главные, центральные или иные, маленькие и незаметные. Одни восхищали броской холодной красотой, другие – тихой скромной уютностью, третьи – отторгали сразу и навсегда.

Из Риги их семья уехала, когда она была ещё маленькой, и в памяти осталась набережная, мост, Даугава, лесной массив с их маленьким домиком при радиомаяке в районе военной части Болдераи и две могилки братика и сестры.

Уже взрослой она вернулась в город, в котором родилась, прошла его вдоль и поперёк, чтобы почувствовать что-то родное. Не почувствовала, лишь Старая Рига очаровала и покорила уже искушённую душу. Только после песни «Ноктюрн», которую друг заставил прослушать со своего магнитофона, в сердце остался комочек нежности и грусти.

Невский проспект Ина впервые увидела зимой, может быть, поэтому он никак не показался ей. Тот, другой, описанный Достоевским и Гоголем, был дороже и ближе. Потом Ина приехала в город на Неве в период белых ночей, и город открылся ей совершенно иным: фантастически неземным. Другим казалось небо, облака, воздух…

Миллениум. Париж. Только Монмартр, маленький и уютный, вошёл в сердце и остался там островком радости, а Елисейские поля, увы. Они, как и Невский проспект, живут в ней иными образами, созданными классиками девятнадцатого века. Образами, созданными и её воображением: неуловимыми, нечёткими, но родными и понятными.

Вспомнилась пешеходная улица а Каунасе с маленькими кофейнями, возле которых за выносными столиками сидели туристы. Всё выглядело так по-домашнему уютно и очаровательно.

Воронеж. Их Студенческая улица утопала в зелени, но их, студентов, притягивала к себе главная улица Брод – Бродвей. Вся жизнь города была сосредоточена на ней: танцевальные площадки, кинотеатры, магазинчики, кафе, Дом офицеров, Художественный театр. Но даже не они делали её главной в жизни. Главной её делало ежевечернее дефиле разномастной публики, на котором можно было на других посмотреть и себя показать, что так важно в младые годы.

Раньше, до революции, устраивались балы: парад невест и женихов, но пришли Советы и оставили для этих парадов демократичные клубы с танцплощадками и улицы. В Воронеже – Брод. Столько осталось там, на этом Броде, предчувствий нечаянных и обязательно счастливых встреч, столько жизни! Эта улица снилась Ине много раз, и что удивительно, эти сны рождали в ней, после ошибок и неудач, новые надежды и мечты.

После получения профессии Ина попала в провинциальный подмосковный городок на берегу Оки с неблагоустроенной уродливой и пустынной набережной. Его главная улица являлась одновременно транзитным шоссе, поэтому никак не могла стать маленьким Бродвеем для города. Несколько танцплощадок, забитых молодёжью, в своём полумраке и грохоте ничем не напоминали парад невест и женихов. Без красивой, любимой народом главной улицы городок показался Ине без лица и сердца.

Именно в этом городке она сначала почувствовала себя выброшенным на обочину маргиналом, которому не проплыть на белом паруснике мечты по самой стремнине широкой реки. И только летом появлялась возможность вместе с новыми друзьями выехать на теплоходе в курортную зону, где вдоль высокого берега реки на несколько километров тянулась дорожка, заросшая душистым разнотравьем, выше которой рос лес и виднелись многочисленные дома отдыха и пионерские лагеря, а ниже были разбросаны палатки дикарей. Это место осталось в памяти самым ярким и счастливым воспоминанием.

Одесса, набережная, парк – это её юное весёлое настроение. Прогулки по набережной Анапы, Геленджика – удовольствие и умиротворение, а в Адлере и Сочи всё портила железная дорога вдоль моря.

21 век. Дожила. Испания. Барселона. Главная улица готического квартала Ла Рамбла – чудо. Великолепный променад днём и ночью. Прекрасно, когда города имеют свои неповторимые и запоминающиеся улицы-лица, радующие жителей и гостей.

Первой пешеходной улицей в Москве стал Старый Арбат. Уличные музыканты, шаржисты, книжные развалы, музей Пушкина, театр Вахтангова и наконец стена Цоя – всё это варится в одном котле и удивительным образом хранит ощущение всех уходящих эпох. Теперь и здесь можно не только погулять, но и посидеть на скамейках, разглядывая нескончаемый поток туристов. На той же Ла Рамбла стоят настоящие стулья, и постоянно сидящие на них старички интересны, как застывшие скульптуры… вечные, незыблемые, как древний квартал, как история.

За последние несколько лет в Москве новые пешеходные улицы уже объединились в целые зоны без машин, по которым можно гулять целый день, начиная с Красной площади, переходя в уникальный ландшафтный парк Зарядье, не имеющий аналогов в мире. Еще каких-то пять лет назад мало кто мог представить, что у стен Кремля, на самой дорогой городской земле может появиться такое общественное пространство для отдыха людей.

А где живёт её главная улица? Она живёт не на карте, а в душе, впитавшей в себя все настоящие и виртуальные, чтобы стать красной линией её жизни. И началась она в маленькой деревушке с одной улицей, на которой было всё впервые. На ней она росла и крепла, по ней она пошла в школу, где все десять лет преподавали теорию жизни, а за её стенами сразу начиналась жёсткая практика реальности: дружбы и вражды, доверия и предательства, стыда и бесстыдства, чести и бесчестия, всего, из чего и состоит социальная жизнь.

С этой улицы начались формирование и шлифовка её личности в стае-компании, состоящей из разных малоразвитых эго, которые как морские камешки шлифовали друг друга и обретали форму, содержание и свой окончательный облик согласно интеллекту, характеру и много ещё чему, составляющему каждого из них. Всё – на улице Цветочной, ставшей для неё самой родной. И только с ней Ина сравнивает остальные: дальние и заморские, и сквозь её кредо они ложатся или не ложатся на сердце и душу.