Эля Джикирба - Лиловый рай. Роман. Том первый

– Скажи, это ты? – стараясь перекричать шум ветра, крикнул он. – Ты что, прилетела за мной?

Но Пресвятая Дева не отвечала, а стремительно летела вверх, рядом неслись ангелы, по-прежнему ровно и сильно свистел ветер, далеко-далеко внизу остались и городок, и церковь, и вообще вся земля.

И тут Майкл увидел Тересу.

Подперев руками бока и по-мужски расставив ноги в нарядных чёрных туфлях на небольшом каблуке, она стояла в центре поляны, на которой не было травы, а только твёрдо утрамбованный земляной грунт.

Как может быть только во сне, Тереса находилась очень далеко и одновременно близко от него, и Майкл уже знал, что она затем и стоит там, на поляне, чтобы присматривать за ним. И сразу пришло успокоение. Раз Тереса здесь, можно лететь куда угодно. Она рядом, она следит за ним, а значит, всё будет в порядке.

Ещё Майкл заметил, что эта Тереса, из его то ли сна, то ли видения, значительно моложе и красивее той, что осталась в церкви.

Они встретились глазами, и она рассмеялась счастливым молодым смехом, не слышным из-за разделявшего их вроде бы громадного расстояния, но ощущаемым с той степенью чёткости и достоверности, какая бывает только во сне.

Бликовали в лучах невидимого лилового солнца серебряные серёжки в её ушах.

Пока Майкл разглядывал Тересу, Пресвятая Дева улетела, а с ней улетели и ангелы, но он не испугался и продолжил мчаться в неизвестность сквозь залитые лиловым светом просторы. Тереса по-прежнему внимательно наблюдала за ним, и, набравшись смелости, он махнул ей рукой. Она радостно ответила, и воодушевлённый возникшим контактом Майкл окончательно освободился от ещё жившего в нём напряжения и понёсся вверх, в бесконечную, пронизанную лиловыми лучами синеву.

Он не понимал, как это получается – лететь, и летит ли он вообще, ведь он не мог видеть себя со стороны. Просто он чувствовал, что летит, и ему никогда в жизни не было так хорошо.

Или нет, было разок, когда они втроём с тем водилой и матерью ехали по пустынной дороге под раскачивавшимся в разные стороны искусственным беличьим хвостом.

Точно. Пожалуй, тогда было так же хорошо.

– Мигелито, Миге… Ты что, заснул, маленький мой? Мигелито! Проснись, малыш, скоро всё закончится, мы поедем в город, будем гулять и веселиться, я накуплю тебе всего, что пожелаешь… Уф-ф, слава Пресвятой Деве, очнулся! С тобой всё в порядке, мой ангел?

По прерывистому шёпоту Майкл понял, что Тереса волнуется, и, неопределённо, но вполне уверенно мотнув головой, услышал, как она говорит, явно обращаясь к Гонсало:

– Спасибо Пресвятой Деве, а я-то подумала, уж не сомлел ли наш Мигелито? Не пугай меня, малыш.

Потянувшись, он огляделся, но тут голова его стала клониться вниз, глаза слиплись, и он уже крепко и без всяких снов и видений заснул.

Восемь долгих лет после памятного, восьмого по счёту покушения на дона Паоло понадобилось Стиву и Джанни, чтобы вырваться из его душных объятий. Джанни сильно изменился за эти восемь лет. Научился смотреть на смерть без приступов тошноты, мог сохранять непроницаемое лицо в моменты душевных потрясений и признал, наконец, что главное в жизни не цель, а дисциплина, при помощи которой её достигают.

А ещё он научился говорить женщинам «нет».

– Не бойся нагрубить дурочке, она всё равно ни черта не поймёт, – учил его Стив. – Избегай стерв, от них одни неприятности. Некоторые девушки – такие липучки, что не отлипнут, если дашь слабину, ещё и гадят исподтишка. Ищи ЕЁ. Ту, которая будет тебя любить по-настоящему и принимать тебя таким, какой ты есть.

– Ты имеешь в виду мою мать? – иронизировал Джанни в ответ, однако слушался Стива: избегал стерв, был жёстким с липучками и всё искал ЕЁ, но чем дальше, тем больше укреплялся в мысли, что вряд ли найдёт.

– Я не думаю, что женюсь когда-нибудь, – делился он со Стивом своими выводами. – Да и что я смогу дать, кроме своих воспоминаний?

Они больше ни разу не говорили об ангеле, но это ничего не значило, потому что ставшая общей тайна превратилась в намертво объединивший их символ.

Случись иначе, они бы не выжили.

Жизнь в доме дона Паоло к тому времени стала почти невыносимой. Он старел, но не слабел, дел становилось всё больше, его требования – жёстче, сам он – всё подозрительнее и жаднее, а необходимая для успешного осуществления мести ситуация никак не наступала. Рисковать же просто ради риска Стив не считал нужным.

Из-за невозможности что-либо изменить он постоянно пребывал в мрачном настроении, много и тяжело пил, курил по три пачки в день, шатался по женщинам и менял их со скоростью, о которой можно было сказать, что она вызвана скорее нервным фактором, нежели поиском идеала.

– Хочу уехать куда глаза глядят! – жаловался он Джанни. – Туда, где нет ничего из этой жизни. Хочу на Луну. Как ты думаешь, я встречусь там с ним?

– С моим папашей?

– Ха-ха-ха-ха! Вот это будет сюрприз для меня, чувак. Открываю я ракетный люк и вылезаю на чёртову лунную поверхность, ну чисто твой Нил Армстронг. А там меня встречает дон Паоло собственной персоной. «Привет, сынок, – говорит он мне. – Ну-ка, плати по счетам!»

Джанни, конечно же, понял, кого имел в виду Стив, но намеренно прикинулся простачком, так как уже давно заметил, что лучше не распалять друга разговорами об ангеле. Стоило заговорить о нём, как Стив сразу становился сам не свой, начинал задираться и стремительно поворачивал беседу к ссоре.

Несмотря на тяжелейшие условия, они потихоньку готовились осуществить задуманное. Исподтишка записывали беседы дона, поэтапно, рискуя каждую секунду быть раскрытыми, фотографировали документы, хранившиеся в его потайном сейфе. К сейфу никто, кроме дона, доступа не имел, но Стив всё-таки сумел разгадать комбинацию цифр, что оказалось весьма сложным делом даже для него, выучившего ход мыслей хозяина сейфа наизусть.

Дон Паоло об умении Стива читать его мысли не знал, но догадывался. Сколько раз Стив видел, как он недовольно покачивает головой во время долгих пауз, вызванных его рассуждениями, сколько раз чувствовал на себе его испытующий взгляд, почти невидимый из-под затемнённых стёкол очков в старомодной черепаховой оправе.

Но дон Паоло, без сомнения, постарел, иначе он следил бы не за Стивом.

Он бы, конечно, следил за Джанни.

– Держу пари на то, что десять дней не трону ни одну девчонку, даже если все они разденутся и встанут передо мной голыми. Джан, а ты любишь, когда девочки вот так стоят перед тобой голенькие, буквально в чём мать родила? А-ха-ха-ха, любишь, кто бы сомневался! Так вот, я не трону ни одну такую голенькую малышку, если выяснится, что я ошибся в расчётах. Мне плевать на большую часть содержимого сейфа, да и что там, чёрт возьми, лежит? Ну, баксы, куда же без них, ну, пара хороших пистолетов, я даже знаю, каких. Нас интересует другое. Документы! Вот это и есть то, что нам с тобой нужно достать из грёбаного железного гроба. Бумажки с компроматом, столбики с фамилиями, номера банковских счетов. Отдаём их, кому следует, добавляем предварительно собранные записи и сливаем дона, словно гнилую воду. Да, и ещё камни! У дона Паоло ведь лежит в ящичке небольшой такой мешочек с большими такими камушками. Документы для врагов дона, камни для нас с тобой, и ещё один маленький красный блокнотик с именами и цифрами, так, на всякий случай, – и путёвка в новую жизнь обеспечена. Мы не можем уйти отсюда просто так, с пустыми руками. Без бабла мы с тобой – куча отмороженного дерьма, пустышки, дрочеры-фуфлошники. Кем ты будешь работать, если придётся начать новую жизнь без гроша в кармане? Инструктором по «Камасутре», по-видимому. А кем буду я? Тренером по стрельбе или, на худой конец, киллером? Нет, так не пойдёт. Нас с тобой, Джан, устраивает только программа-максимум. А что такое программа-максимум? Мы оба богаты, и весь мир у наших ног!