Василий Дыш - Тайна с глазами, полными любви

В ее сердце помещалась вся ее страдающая страна. Она знала, что творится кругом. Разницу между людьми, не имеющими даже маленькой части такого богатства, как у ее родственников. О том, что отчаянные люди идут на риск и смерть в угоду истинным кукловодам – политикам ее страны. Она видела кровь, оторванные конечности, внутренности, мозги раненых, которые были ее пациентами. Война – вечная война. За что? За землю? За то, что не увидеть? За религию? Религию она принимала. Она ее искала, она ее ощущала, она верила. Не выделяя там свое место, которое есть в указаниях, трактуемых по отношению к женщине. Она не хотела обсуждать это место. Так должно быть.

Сравнение с замурованными заживо не будет преувеличением для женщин, которые, согласно их традиции, выходят из дома только дважды: один раз – при переходе в семью в мужа, второй раз – на свои собственные похороны. Догматы, законы, правила – она с рождения в них. Они регулируют ее жизнь.

Она еще и работала – наверное, единственная из женщин семьи. Отец следил за тем, чтобы она работала именно в простом госпитале:

– Если ты хочешь жить как принцесса, то будь, а если ты упрямишься – то работай грязно и тяжело.

Конечно, жены братьев учили ее жить, презрительно недоумевая о том, что она работает как простолюдинка. Такая Золушка из сказки, только без принца своего. Жены братьев вели праздный образ жизни после замужества. Модничали, путешествовали с мужьями и развлекались. Они называли своей работой ублажение мужа и воспитание детей. И занятием своей внешностью – опять же для мужа. Так их воспитали в семьях родителей.

Несмотря на некую пренебрежительность отношения к Рами, они признавали – у нее есть вкус и шарм. Красота и ум. Они тоже пытались копировать ее – покупали такие же наряды, но не шло к их фигурам ничего так, как это смотрелось на Рами. Волосы они наращивали искусственно, косметические процедуры заменяли им спортзал. Рами все равно была красивее их. Не действовала на нее трудная работа, тяжелые ночные дежурства, срочные вызовы. Она была источником их зависти и примера. Но не в том, как она работает над собой – обручи, спортзалы, занятия физическими упражнениями для поддержания себя в определенной комфортной ей форме, – нет. У жен братьев не хватало той настойчивости, упорства и выдержки. Зачем трудиться над собой так тяжело, если у них есть деньги? Косметолог сделает искусственные тела и прически, откачает жир и подтянет кожу, увеличит грудь и уменьшит нос. Все они могли позволить себе. Делать все равно нечего – дети под присмотром нянек и слуг, мужья постоянно в бизнесе и в разъездах. Лицемерие их было очень заметно. Когда, бывало, при беседе ни о чем с женой брата вдруг раздавался звонок мужа, то жена, конечно, отвечала на вызов, но видели бы вы выражение лица женщины во время этого. Неприязнь, отвращение и даже злость – отвлекают ее от разговора. Но голосом жена была такая, как положено быть супруге богатого мужа. Приветливая и ласковая. Нет, она не могла дать совет мужу по его работе, которая ей была непонятна, только дежурный вопрос:

– Когда ждать и какой подарок привезешь для меня и детей?

Трубка ложилась после разговора чуть ли не как использованная салфетка – брезгливость и раздражение.

Все это Рами замечала. Задумываясь, как можно и зачем так жить! Жене с мужем! Ведь они и не любят, наверняка, друг друга по-настоящему, если нет заботы и интереса в голосе при разговоре с отсутствующим супругом. Лишь подчинение и неприязнь. Показное внимание на публике и противоположное за спиной мужа, детей и старших. Рами жены братьев не стеснялись.

Они знали историю ее рождения и жизни – мужья рассказали, конечно, свою версию. Самую гадливую и обидную, унижающую ее. Поэтому жены и вели себя с ней свысока.

Такая обстановка сложилась вокруг нее после смерти мужа.

Она с ужасом поняла, что ее падчерица, ту которую она воспитывала и заботилась, которая жила с ней в одном доме, окончательно приняла сторону ее братьев. Падчерица стала «работать» на братьев. Постоянное наблюдение за тем, что делает мачеха, контроль всего, что рядом. Все тот же час становилось известным братьям. Вплоть до пропажи мобильных телефонов – на время люстрации и при обнаружении их в самых неожиданных местах, после проверки содержимого. Падчерица мстила мачехе. Все контакты проверялись. Все фото просматривались. Вся жизнь была «под колпаком». Помимо ограничений секретности своего рождения и родства, она всю жизнь жила в состоянии слежки. Для чего, с какой целью? До сих пор у нее нет ответа даже приблизительного, даже намека. Для контроля всего ее существа?

Такого просто не может быть. Так неоправданно это все. Это делает жизнь невыносимой для нее как человека. Оттого она и не спала ночами. Наслаждалась часами темноты и одиночества, когда ее надсмотрщики отдыхают.

Ее дети росли талантливыми, сообразительными и красивыми. Это было заметно всем. Братья со своим потомством просто исходили черной завистью. Может быть, корили своих жен, что их дети не такие, как дети сестры. Ведь по родству они не только мужья и жены, а троюродные или какие-то родственники одного фамильного клана. И все, что их соединяет, – во имя клана, для клана.

Отец был на пике карьеры. Он очень редко появлялся, полностью отдав права на нее, на заботу о ней братьям, иногда присылая подарки, драгоценности, которые были ей совсем не нужны. Она не любила золото. И хоть все знали или догадывались о ее вкусах в подарках, но как бы специально дарили ей безвкусицу – лишь бы золото и потяжелее.

Отказываться не было сил, потому что опять, как всегда, боялась спугнуть хоть такую заботу от отца. Папа оставался для нее самым родным. Но не могла она выразить эти чувства никак. Ее нет. Не существует.

Когда папа заболел тяжело с госпитализацией, она приехала в больницу в другой город, но ее не пустили к отцу. Пока не уйдут родные сыновья, пока не схлынут журналисты и фотографы.

Она прождала весь день, сидя в коридоре больницы, в самом ее незаметном углу. И плакала без слез. В руках она держала пакет, коробку с папиными любимым печеньем. Она знала его вкусы и специально заказала испечь ей их в кондитерской своего города. Представляла, как папа обрадуется визиту дочки и гостинцу.

Мимо шли люди, все двигались вокруг этого события с ее отцом, а дочка не имела права нарушить это действо даже своей тенью – таковы правила ее жизни. Навсегда. Она не была в официальной жизни папы. Нет у него дочери – не существует.

Газеты, новостные каналы ТВ были заполнены фото и кинохроникой визита сыновей папы, вот папа лежит в палате, на обследовании, вот идет по коридору, сопровождаемый с двух сторон его детьми – опорой его клана, дает интервью о своем самочувствии. Улыбается.